Леонора. Девушка без прошлого
Шрифт:
Тело отца Макинтайра напряглось, зубы сжались.
– Немного театрально, вам не кажется?
От корзинки поднимался белый дым, но и тот в итоге рассеялся сам собой. Остался лишь запах гари. Отец Макинтайр вдруг вспомнил слова Элеоноры Файерфилд: «Как будто ее никогда и не существовало». Пуф – и нет больше!
Диакон Джонсон перевел взгляд с пепла на свои руки. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Колин, ситуация должна измениться. Эта страна требует наших ресурсов. Если мы хотим оказывать здесь влияние, настоящее духовное влияние, необходимы миссии и священники. Для вас не должно стать неожиданностью, что епископ
Воздух в комнате внезапно стал удушливым и сухим. В горле у отца Макинтайра запершило:
– А как же дети?
– Некоторые из них останутся здесь, других поместим куда-то еще.
Слова эти словно зависли… Отец Макинтайр никак не мог понять их, ни умом, ни сердцем.
– Зачем же оставлять кого-то из детей здесь? – с горечью спросил он. – Почему не вывезти всех? Почему не послать их таскать рыбацкие сети или закладывать динамит на рудниках?
– Это было одним из условий миссис Файерфилд. – Диакон вздохнул, и лицо его стало пунцовым. – До тех пор, пока анонимность Леоноры будет соблюдаться, приют в определенной степени продолжит свое существование.
Отец Макинтайр рассмеялся нездоровым сдавленным смехом, который вырвался сам собой и от которого на глазах его появились слезы.
– Блестяще. Просто блестяще!
От столь неожиданного веселья диакон Джонсон сжался – так реагируют на умалишенных.
– Она проворачивает вонзенный нож и при этом заставляет быть благодарным за то, что не ударила им в сердце. Блестяще! – Отец Макинтайр понял задумку своей противницы и теперь испытывал перед ней благоговейный страх, который и вызвал этот странный смех. – Видите ли, – продолжил он, – у нее не было гарантий, что я буду молчать насчет Леоноры. Она знала, что я подпишу контракт, знала, что мы можем уничтожить все ее физические следы, но все равно остается слишком много возможностей, что кто-то сболтнет лишнее. Так почему бы не обрезать этот язык? Вы понимаете? Ее блестящий ум напоминает раскаленные вилы, не правда ли? Если она пригрозит мне судьбами детей, одного этого будет достаточно, чтобы гарантировать мое молчание.
– Вы злоупотребляете анализом, Колин. А она всего лишь хочет, чтобы было как можно лучше и для церкви, и для ее новой дочери.
– Ее племянницы, – с кислой ухмылкой поправил его священник. – Ее дорогой надолго потерянной племянницы.
Дряблые щеки диакона Джонсона совсем обвисли.
– Вы неважно выглядите, Колин.
– Так и есть. – Выбившийся из сил и истощенный, отец Макинтайр встал, чтобы уйти. – Просто я неважно себя чувствую.
– Колин, – повысил голос диакон, – сядьте. Это еще не все.
Отец Макинтайр устало прислонился к двери, но затем развернулся и снова опустился на стул.
– Ну разумеется! Это еще не все, – с иронией бросил он.
Лицо диакона смягчилось, и щеки его, казалось, опустились еще ниже к подбородку.
– Вы знаете отца Бреннана? – спросил он.
– Нет. А что, должен?
– Это служитель римской католической церкви, один из пасторов монастыря Святой Розы. Он хороший человек и очень много делает для этих бедняг иммигрантов.
Отец Макинтайр рассеянно ждал, не понимая, к чему клонит диакон.
– К нему пришла супружеская
Тело отца Макинтайра вдруг стало хрупким, как стекло: сейчас он мог бы рассыпаться от малейшего прикосновения.
Диакон осторожно продолжил:
– Их фамилия О’Рейли. А девичья фамилия супруги – О’Коннел. Как у Джеймса. – Диакон сложил руки перед собой и пошевелил большими пальцами. – Я знаю, как вы относитесь к этому мальчику.
Все вокруг него рушилось. Сердце разрывалось на куски. Отец Макинтайр не мог произнести ни звука: рот его открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы.
– Это его семья, Колин. – Каждая морщинка на лице диакона источала жалость. – И его место с ними.
– Вы не понимаете. – Голос отца Макинтайра надломился. – Джеймс не такой, как другие. Он добрый. Он умный. Он… – Глаза его бегали по сторонам, словно в поисках подходящего слова. – Он лучший. – Отец Макинтайр мысленно умолял, чтобы старый друг понял его. – Из Джеймса может получиться доктор, адвокат. Его ждет другая судьба, Роберт. Прошу вас. Он достоин лучшего, он лучше этих людей.
– Они кровные родственники. – Диакон вытянул руку вперед, как на проповеди. – Колин, вы отдали этим детям все, ничего не оставив для себя. Но вы всего лишь человек. Вы понимаете меня? Всего лишь человек. И вы не можете изменить то, что находится за пределами ваших возможностей.
Отец Макинтайр часто заморгал. Глаза его были сухими. Все кончено. Решение было уже принято.
Диакон Джонсон медленно поднялся из-за стола.
– Я сам отвезу Джеймса, если вам так будет легче. В настоящее время они обустраиваются неподалеку от Саутерн-Кросса. Меня пригласили отпевать покойника в те края, так что это по пути. Мы уедем через два дня.
Отец Макинтайр уронил голову на руки, позволив окружающему миру погрузиться во тьму. Он слышал шаги диакона Джонсона и почувствовал, как тот осторожно похлопал его по плечу. Потом скрипнула дверь.
– Может быть, вы хотите, чтобы мальчику сказал я? – спросил диакон перед уходом.
– Нет. – Голос отца Макинтайра был пустым и мертвым. – Я сам скажу ему.
Глава 23
Джеймс, присев рядом с выложенными в ряд седлами, натирал их ланолином. От пропитанной маслом тряпки руки его стали мягкими, как у младенца. Внимание его привлек звук чьих-то шагов по дорожке, и он нахмурился. На фоне синего неба вырисовывалась высокая и темная фигура отца Макинтайра. Это был незнакомый ему человек. Священник, который раньше смеялся, подставляя лицо морскому бризу, куда-то исчез. Джеймс начал еще быстрее возить тряпкой по седлу.
Отец Макинтайр нагнулся, рассматривая его работу.
– Разве это должен делать не Хью?
Джеймс остановился и закусил щеку, еще сильнее нахмурившись. Хью был усыновлен три месяца тому назад.
– Да я не против, – холодно ответил он.
Отец Макинтайр коснулся его плеча:
– Мне необходимо поговорить с тобой, сынок.
Сынок… Он не его сынок. Ему захотелось ударить по этой руке.
– Да, отче.
Отец Макинтайр сел на землю, подтянув колени к груди. Лицо его было серым и вытянувшимся – он напоминал ягненка, промокшего под дождем.