Леопард охотится в темноте
Шрифт:
– Это цепь от повозки короля. Мой дед использовал ее для того, чтобы спустить тело.
– Значит, ты нашел могилу короля? – спросил Тунгата. Маленький кусочек ржавого металла превратил для всех них фантазию в реальность.
– Кажется, – ответил Крейг, пристегивая протез, – но мы никогда не узнаем наверняка. – Все не спускали с него глаз. Крейг закашлялся, потом продолжил: – Есть проход, как раз такой, как описывал Вусаманзи. Он начинается примерно в пятнадцати футах ниже того осколка и уходит влево. Затем круглый проход резко поднимается. Примерно в двадцати футах от начала проход заложен каменными плитами, большими плитами, между которыми для плотности вбиты осколки
Сэлли-Энн в этот момент надевала на себя влажную рубашку, но замерла и посмотрела на него вызывающе.
– Крейг, мы не можем просто сдаться. Не можем просто уйти и ничего не узнать. Мне не даст покоя любопытство, если мы не попытаемся разгадать такую тайну! Я не найду себе места, не найду до самой смерти!
– Рад буду выслушать предложения, – с издевкой произнес Крейг. – Ни у кого не завалялся акваланг в заднем кармане? Как насчет того, чтобы расплатиться со старым Вусаманзи овцой за то, что он заставит воду расступиться, как Моисей на Красном море.
– Не дерзи, – остановила его Сэлли-Энн.
– Хорошо, давайте вести себя разумно и проявлять смекалку. Есть желающие? Нет. Отлично, давайте вернемся туда, где горит огонь и светит солнце.
Крейг бросил рваное звено цепи в озеро.
– Спи спокойно, Лобенгула, охраняй свои камешки. Шала гашле, оставайся с миром.
Обратный путь по лабиринту тоннелей и пещер они проделали в полном молчании. Крейг, однако, проверил все сделанные им знаки на каждом повороте и на каждой развилке.
Они вернулись в главный зал пещеры, и всего через несколько минут в очаге уже плясал огонь и закипала вода в котелке.
Крепкий, переслащенный чай окончательно прогнал дрожь у Крейга и поднял настроение всем остальным.
– Я должен вернуться в деревню, – сказал Вусаманзи. – Если придут солдаты и не застанут меня, у них могут возникнуть подозрения, они могут начать пытать моих женщин, издеваться над ними. Я должен быть там, чтобы защитить их, потому что даже машоны боятся моего колдовства. – Он поднял свою накидку, сумку и украшенный изысканной резьбой посох. – Вы не должны покидать пещеру. Вы рискуете быть обнаруженными солдатами, если покинете ее. Мои женщины придут послезавтра, принесут еду и новости о солдатах. – Он опустился на колени перед Тунгатой. – Оставайся с миром, великий принц Кумало. Мое сердце говорит, что ты – детеныш леопарда, упоминаемый в пророчестве, что ты найдешь способ освободить дух Лобенгулы.
– Возможно, я вернусь когда-нибудь со специальными машинами, необходимыми для того, чтобы добраться до места упокоения короля.
– Возможно, – согласился Вусаманзи. – Я совершу жертвоприношение и посоветуюсь с духами. Быть может, они снизойдут до того, что укажут мне путь. – Он остановился у входа в пещеру. – Я вернусь, когда станет безопасно. Оставайтесь с миром, дети мои. – Старый колдун ушел.
– Что-то говорит мне, что грядут тяжелые времена, – сказал Крейг, – и переживем мы их в этом не самом привлекательном месте.
Все они были активными и разумными людьми, и вынужденное заточение не замедлило сказаться. Они молча разделили зал на общую зону рядом с очагом и две частных зоны для каждой пары. Воды, стекавшей по склону скалы и собранной в глиняную чашку, было достаточно для удовлетворения всех их потребностей,
Тунгата быстро восстановил здоровье за этот период вынужденного бездействия. Его худое тело пополнело и налилось жизненной силой, раны на лице и теле быстро зарубцевались. Очень часто он становился лидером долгих дискуссий у очага, и его безудержное чувство юмора, которое Крейг так хорошо помнил, не давало никому грустить.
Когда Сэлли-Энн с пренебрежением отозвалась о соседней Южной Африке и политике апартеида, Тунгата возразил ей с показной суровостью:
– Нет, Пендула, – Тунгата дал ей имя на синдебеле, означавшее «та, что всегда отвечает», – нет, Пендула, чернокожие африканцы должны не проклинать их, а благодарить буквально в каждой молитве! Ведь они могут объединить сотни племен одним призывом. Достаточно одному из нас встать и крикнуть «Расистские буры!», как все перестают лупить друг друга по головам и на мгновение мы все превращаемся в братьев.
Сэлли-Энн захлопала в ладоши.
– Хотела бы я посмотреть, как ты произнесешь такую речь на следующем заседании Организации африканского единства!
Тунгата одобрительно хмыкнул. Они становились добрыми друзьями.
– Кроме того, мы должны благодарить их за…
– За что? Скажи мне, – подбадривала она его.
– Там живут самые кровожадные ниггеры во всей Африке. Зулусы, косы и тсваны. Мы с машонами справиться не можем. Представь, что случилось бы, если бы на нас накинулись и банды с юга. Нет, начиная с сегодняшнего дня мой девиз – «Ни дня без поцелуя африканера».
– Не поддерживайте его, – взмолилась Сара. – Настанет день, и ему придется разговаривать с людьми, которые будут относиться к его словам серьезно.
Иногда Тунгата впадал в мрачное состояние.
– Все как в Северной Ирландии или Палестине, только значительно масштабней и сложнее. Конфликт между нами и машонами – это всего лишь микрокосм проблем всей Африки.
– Ты знаешь решение? – спрашивала Сэлли-Энн.
– Только радикальное и трудное, – отвечал Тунгата. – Понимаешь, европейские державы девятнадцатого века в результате борьбы за господство разделили весь континент между собой без учета племенных границ, которые являются священными для Организации африканского единства. Одним из возможных решений является разделение континента в соответствии с этими границами, но ни один человек, находясь в здравом уме, не поддержит эту точку зрения после того, что получилось в результате разделения Индии и Пакистана. Еще одним решением, по моему мнению, может быть некая форма федерального правления, основанного на американских принципах, когда государство разделено на племенные провинции, обладающие автономией в решении своих внутренних дел.
Они проводили за разговорами большую часть времени. Для того чтобы развлечь и дополнить знания девушек, Тунгата и Крейг рассказывали им историю земель между Замбези и Лимпопо, причем каждый концентрировал внимание на роли своего народа, своей семьи в открытии и завоевании этих земель, в войне, которая их разорила.
Дважды их разговоры у очага прерывали звуки из внешнего мира – свистящий грохот винта вертолета. Они замолкали и смотрели на каменную крышу над головой, пока грохот не стихал. После этого они говорили о своих шансах на спасение от так безжалостно преследовавших их врагов.