Леопард охотится в темноте
Шрифт:
Плотной группой, крайне осторожно, шаг за шагом они пошли по залу, обходя сталагмитовые статуи и спотыкаясь об острые, как клинки, осколки известняка, которыми, словно наконечниками стрел, был усыпан весь пол пещеры.
Крейг снова остановился и ощутил прикосновение тел друзей.
Центр зала был свободен. Пол был тщательно подметен, и на нем руками человека из плит сверкающего известняка была построена квадратная площадка – сцена или языческий алтарь. На алтаре с прижатыми к груди ногами сидела закутанная в золотистую шкуру леопарда
– Лобенгула. – Тунгата опустился на одно колено. – «Тот, кто налетает как ветер».
Руки Лобенгулы, скрещенные на коленях, были черными и иссохшими. Ногти продолжали расти после смерти. Они были длинными и загнутыми, как когти хищного зверя. При захоронении голова Лобенгулы была украшена убором из перьев и меха, но сейчас он лежал рядом с алтарем. Перья цапли были синими и блестящими, словно их выщипали буквально вчера.
Возможно, умышленно, но скорее всего случайно, тело короля разместили прямо под тем местом, где с потолка капала вода. Прямо на их глазах несколько капель упали на лоб короля и потекли по щекам, как слезы. Миллионы миллионов капель уже упали на него, и каждая оставила несколько частичек сверкающего кальция на его мумифицированной голове.
Лобенгула превратился в камень, его голова была покрыта полупрозрачным шлемом, словно заплыла свечным воском. Вода стекала вниз и заполнила глазницы сверкающими кристалликами, она скрыла морщины на его губах и выровняла линию подбородка. Эта каменная маска улыбалась им знаменитой белозубой улыбкой Лобенгулы.
Король казался сверхъестественным и ужасающим. Сара взвизгнула от суеверного страха и прижалась к Сэлли-Энн, которая с не меньшим жаром ответила на объятие. Крейг направил луч фонаря на эту вселявшую благоговейный трепет голову и сразу же опустил его.
На каменном алтаре перед Лобенгулой он увидел пять темных предметов. Четыре горшка для пива, вылепленных вручную из глины и украшенных традиционным ромбическим узором. Горлышко каждого горшка было закрыто мембраной, сделанной из мочевого пузыря козла. Пятым предметом была сумка, сделанная из шкуры неродившегося детеныша зебры, сшитая жилами животных.
– Сэм, ты… – начал было Крейг и потерял голос. Он прокашлялся и начал снова: – Ты – его потомок. Только ты имеешь право к чему-нибудь здесь прикасаться.
Тунгата по-прежнему стоял на одном колене и ничего не ответил. Он смотрел прямо на голову короля и одними губами молился. «Кому? – подумал Крейг. – Христианскому Богу или духам предков?»
Тишину в пещере нарушал только стук зубов Сэлли-Энн. Крейг обнял обеих девушек, и те с благодарностью прижались к нему, дрожа от холода и благоговейного страха.
Тунгата медленно поднялся на ноги и шагнул к каменному алтарю.
– Я вижу тебя, великий Лобенгула, – сказал он громко. – Я, Самсон Кумало, твоего тотема и твоей крови, приветствую тебя через года! – Он назвал себя племенным именем, заявляя о своем происхождении, и продолжил тихим, но ровным голосом:
– Если
Он медленно вытянул руку и коснулся ладонью одного из черных глиняных горшков.
Крейг почувствовал, что невольно затаил дыхание, ожидая непонятно чего. Возможно, того, что давно умерший король заговорит, или один из сталактитов обрушится с потолка, или того, что их всех поразит молния.
Тишина затянулась, и Тунгата дотронулся до горшка второй рукой, потом поднял его, словно салютуя телу короля.
Раздался резкий треск. Дно отвалилось от горшка, и из него хлынул поток радужного света, по сравнению с которым даже кристаллические стены пещеры казались блеклыми и неинтересными. Алмазы посыпались на алтарь, отскакивая друг от друга и от каменных плит, и замерли пирамидой, сверкая как угли в костре.
– Не могу поверить, что это алмазы, – прошептала Сэлли-Энн. – Они выглядят как камешки, красивые и блестящие, но камешки.
Они пересыпали содержимое четырех горшков и сумки из шкуры зебры в брезентовый мешок и оставили пустые горшки рядом с мумией короля, а сами удалились, чтобы не беспокоить его, к входу в тоннель.
– Во-первых, – заметил Крейг, – легенда не соответствует фактам. Емкость этих горшков, скорее, пинта, а не галлон.
– Тем не менее пять пинт алмазов – это лучше, чем тычок в глаз рогом носорога, – возразил Тунгата.
Им удалось развести небольшой костер из обломков лестницы. Они сели на корточки вокруг него, и от их мокрой одежды повалил пар.
– Если это алмазы, – все еще сомневалась Сэлли-Энн.
– Это алмазы, – сказал Крейг. – До единого. Смотрите!
Крейг взял один из камней с острой как нож гранью и провел им по стеклу лампы. Раздался резкий, неприятный скрежет, и на стекле осталась глубокая царапина.
– Вот вам доказательство. Это алмаз.
– Такой большой! – Сара выбрала камень поменьше. – Даже самый маленький больше фаланги моего пальца.
– Рабочие выбирали самые крупные камни, которые можно было увидеть при первой промывке, – объяснил Крейг. – Не забывайте, камни теряют не меньше шестидесяти процентов массы при огранке и полировке. Этот в результате будет не больше горошины.
– Цвета, – пробормотал Тунгата. – Сколько оттенков.
Были полупрозрачные камни лимонного цвета, камни цвета янтаря или коньяка, всех оттенков, но были и совсем неокрашенные камни, прозрачные, как вода в горных потоках, грани которых сверкали даже в тусклом свете костра.
– Посмотрите на этот.
Камень, который выбрала Сэлли-Энн, был темного синевато-лилового цвета, как воды Мозамбикского течения, пронзенные лучами полуденного солнца.
– А этот! – Камень был алым, как брызнувшая из артерии кровь.