Леопард охотится в темноте
Шрифт:
Она медленно повернулась к нему.
– Вы были напуганы? – спросила она. – Будь ты проклят, Крейг Меллоу, я просто вне себя от страха.
Он увидел в ее глазах слезы.
– Это так… – Она попыталась подобрать слова, но не смогла. – Если я помещу свои фотографии рядом с этим, они будут выглядеть… не знаю… ничтожными, не соответствующими любви к этой земле, которую ты так ярко выражаешь.
Он покачал головой, не соглашаясь с ее словами. Она прочла текст еще раз.
– Крейг, ты уверен, что хочешь делать эту книгу со мной?
– Да, совершенно уверен.
– Спасибо, –
После ужина Джозеф подал кофе на террасу, а когда он ушел, Крейг выключил свет, и они смотрели в темноте, как встает луна над деревьями мсаса на другой стороне долины.
Сэлли-Энн наконец встала, чтобы отправиться спать, но двигалась медленно, явно не желая оставлять его. Она остановилась перед ним, доставая ему до подбородка, еще раз поблагодарила, потом подняла лицо, встала на цыпочки и едва коснулась губами его щеки. Он знал, что она не готова, и потому не попытался удержать ее.
Ко времени прибытия последней партии скота была готова вторая усадьба «Квин Линн» в пяти милях от первой, в которой вместе с семьей поселился первый нанятый Крейгом белый управляющий. Это был плотный немногословный человек, который, несмотря на африканерские корни, родился и прожил всю жизнь в этой стране. Он говорил на синдебеле так же хорошо, как Крейг, понимал и уважал чернокожих, которые, в свою очередь, уважали его. Но самое главное, он знал и любил скот, как и подобало истинному африканцу.
Наняв Ганса Грюнвальда, Крейг получил долгожданную возможность заняться разработкой «Вод Замбези» для туризма.
Он выбрал молодого архитектора, разрабатывавшего проекты охотничьих домиков для самых фешенебельных частных фирм в Южной Африке, и доставил его на самолете из Йоханнесбурга.
Архитектор, Крейг и Сэлли-Энн вылетели на неделю на место, чтобы осмотреть оба берега реки Чизарира, исследовать каждый дюйм местности, выбрать места для гостевых домиков и центра обслуживания, который будет необходим для жизнеобеспечения. По приказу Питера Фунгаберы их охранял взвод десантников Третьей бригады под командованием капитана Тимона Ндеби.
Первое впечатление об этом человеке подтвердилось, когда Крейг узнал его лучше. Это был серьезный, образованный молодой человек, использовавший свободное время на изучение курса политической экономики Лондонского университета. Он говорил на английском и синдебеле, а также на родном шона. Они часто беседовали с ним у костра, размышляли, как прекратить межплеменную вражду, опустошавшую страну. Точка зрения Тимона Ндеби была удивительно умеренной для офицера элитной бригады шонов. Казалось, он искренне заинтересован в достижении соглашения между племенами.
– Мистер Меллоу, – говорил он, – как мы можем позволить себе жить в стране,
– Но вы же шон, Тимон, – вежливо напоминал Крейг. – Вы просто обязаны отстаивать интересы собственного племени.
– Да, – соглашался Тимон, – но в первую очередь я – патриот. Я не могу обеспечить мир для своих детей при помощи автомата «АК-47». Я не могу стать гордым шоном, убив всех матабелов.
Такие обсуждения не могли принести реальных плодов, но актуальность проблемы подтверждалась необходимостью иметь вооруженную охрану даже в такой отдаленной и на вид спокойной местности. Постоянное присутствие охранников начало раздражать и Крейга, и Сэлли-Энн, и однажды вечером, ближе к концу их визита в «Воды Замбези», они ускользнули от них.
Они чувствовали себя абсолютно непринужденно друг с другом, могли молчать вместе или разговаривать часами. Она могла накрыть его ладонь своей, чтобы подтвердить свою точку зрения, или прижаться к нему, когда они вместе рассматривали эскизы архитектора. Она была, несомненно, проворнее его, но Крейг тем не менее часто протягивал ей руку, помогая перепрыгнуть через ручей, или прислонялся к ней, показывая гнездо дятла или дикий улей на макушке дерева.
В тот день, наконец оставшись вдвоем, совсем рядом с навозной кучей они нашли глиняный термитник носорогов высотой девять футов, с которого было удобно наблюдать и делать фотографии. Расположившись на термитнике, они стали ждать прихода доисторических монстров. Они говорили шепотом, склонившись друг к другу, но не касаясь головами.
Крейг вдруг бросил взгляд на густые заросли и замер.
– Не шевелись, – прошептал он едва слышно. – Сиди неподвижно!
Она медленно повернулась, чтобы посмотреть на то, что его так поразило, и он услышал ее судорожный вдох.
– Кто это? – прохрипела она. Крейг не ответил.
Он смог заметить двоих, и у них были видны только глаза. Они подошли бесшумно, как леопарды, сливаясь с растительностью мастерски, как люди, всю жизнь привыкшие скрываться.
– Итак, Куфела, – наконец заговорил один из них едва слышным, но полным смертельной угрозы голосом. – Ты привел с собой собак машонов, чтобы они смогли поохотиться на нас.
– Это не так, товарищ Бдительный, – ответил Крейг хриплым шепотом. – Они были посланы правительством, чтобы охранять меня.
– Ты был нашим другом, тебе не нужна охрана.
– Правительство об этом не знает. – Крейг старался, чтобы его шепот звучал убедительно. – Никто не знает, что мы встречались. Никто не знает, что вы здесь. Клянусь жизнью.
– Именно твоя жизнь от этого и зависит, – согласился товарищ Бдительный. – Быстро говори, зачем ты здесь, если не предать нас.
– Я купил эту землю. Другой белый мужчина – строитель домов. Я хочу сделать здесь заповедник для туристов. Как парк Ванки.
Это они поняли. Знаменитый национальный парк Ванки тоже находился в Матабелеленде, поэтому партизаны пару минут о чем-то совещались шепотом, потом снова посмотрели на Крейга.