Леопард с вершины Килиманджаро (сборник)

Ларионова Ольга

Несоответствие: лица женского пола имеют менее развитую мускулатуру, нежели мужчины, следовательно, удержать на весу тело, по массе равное собственному, женщина просто не в состоянии Это возможно только в единственном случае: если предварительно тело подвергнуть вакуумной дегидратации — простейший способ получения таксидермических экспонатов, при котором они теряют до семидесяти процентов живого веса. Мне, кстати, еще придется прибегнуть к нему, когда я начну отбирать образцы кынуитской фауны. Если только я в очередной раз не…

И тут я вдруг понял с какой-то беспощадной ясностью: да, я и на этот раз ошибаюсь. И ошибусь в следующий. И еще. И еще. И так до конца моего пребывания на Кынуэ. Потому что меня и послали сюда только для того, ЧТОБЫ ОШИБАТЬСЯ! И, что немаловажно, послали в одиночку, чтобы никто меня не поправлял, а мне самому не было бы стыдно на каждом шагу за собственные

промахи. И, вероятно, не существует лучшей школы для новичков Совета, чем неизвестная, но абсолютно ненужная Содружеству неизвестная планета, где самодовольный неофит будет спотыкаться без конца, пока не нахлебается первобытной грязи, которая и вытеснит из него весь щенячий апломб. Вот меня и отправили сюда, в этот страшноватый, почти первобытный мирок, не грозящий мне ничем, кроме крайней степени омерзения. Они все уже поставили крест на Кынуэ, и у меня не возникает никакого другого желания, как присоединиться к ним.

Ну что ж, остается зафиксировать настенные изображения, затем собрать образцы флоры и фауны — обязательный экспедиционный минимум — и домой…

Я настраиваю видеофиксатор на изображение женщины, удерживающей на руках мужское тело. Почему меня так привлекает именно этот образ? Какие воспоминания — детские, глубоко запрятанные — будит он во мне? Светло-серое скорбное лицо, вневозрастное, замкнутое на собственных думах. Я никогда не видел его — люди этой планеты удивительно похожи на нас (правда, значительно крупнее), но в реальной жизни я просто не мог встретить никого подобного — мы давным-давно утратили рудиментарную растительность на теле; и все-таки…

И тут меня осенило: Архань! Ну, конечно же, Архань. Я думаю, каждым, кто впервые узнавал о ней, вольно или невольно создавал в своем изображении образ этой легендарной личности. Только в одном источнике сохранилось единственное слово, относящееся к ее внешности: непримечательная. О ее жизни известно немногим более. Отшельница в эпоху интенсивного становления современного общества, она появилась неизвестно откуда на маленьком островке, где жило всего несколько семей. Государственных субсидий она не получала, так как заниматься рациональным трудом не желала — она выращивала неперспективные растения, которые называла архаичным словом «прекрасные». Возможно, Архань — не настоящее имя, а прозвище. Умерла она рано и скорее всего — от истощения. В последний год жизни вырезала на деревянной доске четыре строчки зловещего предсказания, которую и водрузили на ее могиле (позднее дерево покрыли консервирующим составом, так что любой теперь еще может ознакомиться с текстом, который, впрочем, и так известен любому из нас). В скудных воспоминаниях, которые удалось собрать через десять лет после ее смерти, отмечалось, что она употребляла странные, уже забытые за ненадобностью слова; некоторые, похоже, были придуманы ею самой. Самым странным было предсказанное «преосуществление». его просто сочли бы ошибкой, если бы в ее лексикон не входили еще и такие курьезы, как то: соядение, етапный, некосновение, желтый, приочара, сокроумно, розовый, прекрасномертвие, пурпурный… Вероятно, эти слова очень раздражали ее соседей, если их припомнили спустя столько лет.

Возможно, сровненная с землей могила была бы просто забыта, но по странному совпадению точно через год после смерти этой женщины произошла катастрофа, едва ли не крупнейшая в истории нашей цивилизации: за несколько минут ужасающего землетрясения столица планеты превратилась в руины.

«Столица рухнет…»

Островитяне сообщили в органы всепланетной информации о том, что катастрофа была предсказана заранее, и нужно ожидать следующую. Oт них отмахнулись. Разумные Миры, так недавно объединившиеся под девизом: «Существует то, что рационально, а то, что не рационально, существовать не должно», принялись возводить новый мегаполис на сейсмоустойчивом плато.

Прошло десять лет. «… и погибнет скот». Планета лишилась всего поголовья в считанные месяцы — ураганная пандемия грозила голодом, и спасли положение только опять же соседи по Содружеству.

Но теперь о предсказании Архани заговорили все. С недоумением и ужасом. Ждали вселенского пожара. Десятилетие, другое… Понемногу страхи утихли, об Архани снова позабыли.

Это произошло через сто лет — громадный раскаленный метеорит врезался в засушливые леса экваториальной зоны, оставив гигантский кратер, опоясанный пламенем, из которого не успевали вырваться ни люди, ни животные. «Огонь, тяжелый, как секира» убедил последних скептиков — все лихорадочно стали готовиться к четвертой беде, самой таинственной, приход которой следовало ожидать из глубин космоса. Впрочем, а почему обязательно — беда? Ведь загадочное

«преосуществление» могло оказаться и благом… Но тех, кто посмел высказывать такие мысли, объявили еретиками со всеми вытекающими из этого последствиями. Из «темного, неведомого мира» могло обрушиться только зло. Так Содружество Разумных Миров оказалось в добровольной изоляции от множества планет, где уже существовала жизнь, но уровень ее значительно отставал от нашего — как на Кынуэ-4. И потянулись десятилетия, столетия… Прошло около тысячи лет. Страх перед инопланетной опасностью уступил место презрительному высокомерию — Разумные Миры, подпитывающие друг друга, сделали такой рывок в своем развитии, что могли уже ничего не опасаться во всей Вселенной. Страх прошел. Отчуждение осталось. И я понял, что оно оправдано, побывав на Кынуэ…

Между тем я и не заметил, как контейнер с телом вынесли из помещения; стража у входа была уже снята. Так. Круговой видеообзор, пробы воздуха, микрочастицы пыли с подстилающих плит. Все. Выхожу.

Снова ошибка: стража снята не полностью, один оставлен для наблюдения за мной. Подходит. Внешний вид: из всех наблюдаемых мною особей этот стоит на низшей ступени. Пси-спектр: сильнейший пик в области удовлетворения потребностей… каких? Трудно вычленить доминанту — размывающие наслоения. Максимальные: жажда, голод, влечение к совокуплению, тоска по общению. Что-то еще, абсолютно не поддающееся определению — вероятно, у нас таких потребностей просто не существует. Эмоциональный вектор решительно направлен на меня. Что ему надо? Неужели?..

До чего же я неопытен! Догадаться о его намерениях я мог бы по одному обращению — «убогая». Мой лингвам ведь уже строил этот ряд: убогий, рваный, бывший в употреблении. Значит, если в прошлый раз меня приглашали в качестве соучастника охоты, то теперь мне однозначно и неприкрыто отводится роль жертвы — «убогой». Теперь понятно: тело, находящееся в контейнере, оказалось непригодным к употреблению, и все присутствовавшие при начале ритуала отбыли туда, где будет проводиться новый обряд — уже со мной в качестве пассивного участника. Что ж, это будет моим последним наблюдением на Кынуэ. Эти дикари не могут подозревать, что я защищен неуязвимым скафандром. Так что я смогу зафиксировать всю процедуру поэтапно, вплоть до того момента, когда моих контактеров постигнет глубокое разочарование.

Стоп. Я теряю беспристрастность — кажется, я опустился до эмоции, напоминающей ненависть. К дикарям-то! Это недопустимо. Вернуться к состоянию внимательной беспристрастности. Вот так. Тем более что мы продолжаем двигаться по открытому пространству, направляясь к хаотичному скоплению кынуитских жилищ.

Эмоциональная гамма моего проводника между тем только усиливается. Почему я не могу до конца идентифицировать ее компоненты? Предвкушение сытости, полового удовлетворения, какого-то наркотического состояния — все это естественно и предсказуемо для существа такого уровня. Но вот вектор, обращенный на меня…

М-да. Всего мог ожидать. Любой патологии.

Но этот недоразвитый абориген совершенно искренне собирался МЕНЯ ОСЧАСТЛИВИТЬ!»

Котька так никогда и не смог понять, почему не зарядилась его городская жизнь. Задумывалось все складно, да и в армии вроде все было путем. Играл на своей трехрядке, приплясывал, частушки, необидные для начальства, складывал — не слишком похабные. В ансамбле, правда, старлей, послушав его козлетон, велел на сцене варежку отвешивать, а сигнала не подавать. Котька не обиделся, знал, что голосок у него подстать фигуре. Дальше округа, пробиться не удалось, смотр в столице тоже улыбнулся, но Котьку вовремя заметил сам генерал за рыжий чуб и носик конопатый; обозвал Васей Теркиным — говорят, потом на генеральском своем закусоне добавил: «недоделанный». Но после генеральского кивка Котька был надежно застрахован от губы, хотя петь вслух ему старлей так и не разрешил. Так и промчались три благополучных солдатских года; все дембелюшники подались в город с шоферскими правами, а Котька — с трехрядкой своей безотказной. На том Котькино везение и кончилось. Устроился вроде. И в получку приносил вроде прилично, только утекало все невесть куда. Армейские его братки, а ныне — кореша общежитские, что ни день приходили с бутыльком; Котька, по старинной деревенской привычке, что-де гармонисту ставится, а не то что с него берется — как-то раз решил возместить нехватку финансов тальяношным перебором. Кореша минут десять внимали в ледяном молчании и даже некотором изумлении, как ежели предстал бы перед ними Константин в стрелецком кафтане и с бородою до причинного места. Затем, дождавшись паузы, один из слушателей задумчиво осведомился, а не прихватил ли Котька из родимой деревни и дедовскую берданку?