Леопард в изгнании

Нортон Андрэ

Уэссекс пришел в сознание чуть ли не с неохотой. Придя в себя, он продолжал притворяться лежащим без чувств. Сначала надо понять, где он.

Стоял день. Он ощущал на лице солнечные лучи, ветерок шевелил его волосы, что означало, что он на открытом воздухе. Руки его обхватывали ствол дерева и были связаны за спиной. Уэссекс напряг мускулы и понял, что связали его на совесть. Затылок немилосердно болел, свидетельствуя о столкновении с каким-то твердым предметом в темноте на болотах. Ноги герцога были босыми.

«Никогда не пользуйся магией там, где можно обойтись дубинкой», —

говорил некогда один из его наставников, и похоже, эта поговорка была универсальной. Очевидно, те, кто захватил его, не забывали этих слов, кем бы они ни были.

Сбежать легко и просто не получится. Его попытки высвободиться будут замечены задолго до того, как он сумеет это сделать. Изображать обморок больше не было смысла, и Уэссекс открыл глаза.

Он сидел на земле у дерева где-то глубоко в зарослях к западу от озера Понтшартрэн, на одной из естественных дамб, которых тут было великое множество. Его сюртук, жилет, шляпа, рапира и сапоги исчезли, а с ними — и оружие. Слева он видел гладь воды, спокойной, словно зеркало. Прямо из озера поднимались огромные деревья, словно подпирая небо. Отсюда не удерешь без лодки. Или карты.

По мере того как ощущения возвращались к нему, он начинал слышать звуки у себя за спиной — обычный шум небольшого лагеря человек на двадцать. Уэссекс несколько мгновений надеялся, что стал добычей обычной шайки разбойников или контрабандистов. Если так, то он сумеет их уболтать и выпутаться из заварушки живым. Но, с другой стороны, если эти люди связаны с теми ночными танцорами…

— Привет, белый малыш, — прогудел у него над ухом голос. Обладатель его находился вне поля зрения Уэссекса, и когда он передвинулся так, что герцог его увидел, Уэссекс еле удержался от изумленного возгласа.

Это была женщина — черная, как головешка, ростом около семи футов, с виду сильная, как бычок. Кожа ее и вправду была чернильно-черной, кожа чистокровной африканки. Ее белый тюрбан украшали пучочки красных индюшачьих перьев. На ней были мужская фланелевая рубашка красного цвета, ожерелье из янтарных бус длиной до самого пояса и широкая синяя поплиновая юбка, подоткнутая почти до колен. Огромные ноги женщины были босы. На запястьях ее сверкали золотые браслеты, в ушах висели громадные золотые кольца, а улыбка обнажала белые, крепкие как у волка зубы.

— Я Анни Крисмас, [70] истинная дочь бури и грозы. Я могу одолеть, перепить и опередить в работе любого мужика на реке, и все мои дети — короли и королевы. Я могу видеть корни под землей и знаю, где по ночам растет мандрагора. Аллигатор боится меня, медноголовая змея боится меня, и ты будешь меня бояться, белая малявка, потому что я сверну тебе башку как цыпленку и суну тебя в котел, если мне не понравятся твои слова.

Уэссекс спокойно смотрел на нее снизу вверх.

70

* Анни Крисмас — вымышленный персонаж, хотя образ этот вдохновлен реальным человеком. Любопытно, что она появляется в сказках как чернокожих, так и белых. В одних это женщина-лодочница, которая способна перепить, опередить в работе и одолеть любого мужчину на реке. Черное ее воплощение куда более сказочный персонаж — у нее двенадцать чернокожих сыновей,

рожденных вместе, а хоронят ее в черном гробу, который везет черная лошадь на черном катафалке, и черная баржа уносит ее в море. В этой книге я объединила в образе Анни Крисмас двух персонажей.

— Добрый день, миссис Крисмас. Я герцог Уэссекский. Может, вы будете столь любезны развязать меня, чтобы мы могли поговорить как приличные люди?

Здоровенная негритянка закинула голову и расхохоталась.

— Я Анни Крисмас, а никакая не миссис! И все на реке меня знают. Разве что кроме тебя. Но ты меня узнаешь, белая малявка, прежде чем встретишься с Иисусом.

Громадная амазонка скрестила руки на груди и посмотрела на Уэссекса из-под тяжелых век. Наверное, так тигрица, превратись она в женщину, стала бы рассматривать свою жертву.

— Что ты делал в лесу, белый? — спросила она. — Зачем подсматривал за нами?

Уэссекс никогда не бывал в таком неприятном положении. Женщина явно хотела вызнать у него все. Уэссекс понятия не имел, сколько она уже успела узнать и что ей вообще надо. У него не было другого выхода, кроме как изображать полную невинность.

— Я гостил в одном из здешних поместий. Вышел вечером прогуляться и сбился с пути. Затем услышал барабаны. Поверьте мне, я не собирался нарушать ваш… праздник.

— Пусть об этом судит главный вуду. Он зовет тебя, и мы наденем на тебя амулетик, которым украшаем своих врагов. Эй, Цезарь, Реми! Идите-ка сюда!

На крик Анни выбежали двое крепких парней разбойного вида, один черный, другой белый. Уэссекс с ужасом увидел, что у одного из них в руках длинный моток веревки.

— Реми, ты закинь веревку на сук. Мы малость растянем его, а потом прирежем.

Реми осклабился, но Цезарь был встревожен.

— Это просто чокнутый белый, Анни. Может, в городе нам заплатят за него. Когда Ша… то есть Мом, вернется, мы сможем его зарезать.

— Может быть, может быть! А может, он лазутчик той черной змеи из города! Я поймала его, и я его убью! И тогда он ничего никому не расскажет!

Цезарь зашел за дерево и разрезал путы, а Реми отвернулся, держа в руках веревку.

Если посмотреть на происходящее со стороны, то Уэссекс должен был признать, что Анни Крисмас действовала весьма осторожно и предусмотрительно. Как только его руки оказались свободны, он вскочил на ноги, не думая ни о чем, стараясь использовать любой шанс бежать. К его удивлению, ни Цезарь, ни Реми не попытались его остановить. Реми просто оглянулся через плечо, увидел, что Уэссекс свободен, и снова стал забрасывать веревку на крепкий сук, в то время как Анни Крисмас, полуприсев, как борец, пошла навстречу к пленнику, разведя огромные ручищи.

— Давай, герцог, — прорычала она. — Потанцуй с Анни.

В этот момент герцогу перспектива состязаться в плавании с аллигаторами казалась более привлекательной, чем борьба с черной амазонкой, но выбор был не за ним. С быстротой молнии Анни бросилась вперед.

Уэссекс ударил первым. Такой удар оглушил бы мужчину и убил на месте обычную женщину. Анни же только хмыкнула, затем схватила его за руку и потянула к себе. Уэссекс пнул ее ногой в отчаянной попытке вырваться из железной хватки, но Анни Крисмас отмахивалась от него, как от ребенка. Она снова стиснула его в чудовищных объятиях.