Лермонтов
Шрифт:
— Эх, мазилы! Чтоб вас!.. — И генерал смачно произнёс грубое мужицкое ругательство. Его жирные жёлтые щёки дрожали от ярости. Повернувшись к Лермонтову и стоявшему с ним рядом Чернявскому, он хрипло сказал: — Ну, кто из вас?.. Вот хоть ты, красносёл (генерал, как давеча нагайкой, ткнул зрительной трубой в сторону Лермонтова), поезжай к Белосельскому и скажи его сиятельству, что ещё один такой залп — и он пойдёт у меня рядовым в цепь! Быстро!..
Лермонтов коротким щегольским жестом, который давался только гвардейцам, ударил руку к околышу и с места послал лошадь в галоп.
Начальника артиллерии отряда, полковника князя Белосельского-Белозерского,
Родной брат знаменитой лет десять назад красавицы Волконской, теперь навсегда поселившейся в Италии, он и сам был статный молодец с бледным темнобровым лицом, которое не грубело даже под жарким кавказским солнцем.
Лермонтов застал князя в кучке артиллерийских офицеров, которые, спешившись, с вершины невысокого каменистого гребня наблюдали за стрельбой своих орудий, собранных на ровной, голой и тоже усеянной камнями площадке саженях в пятидесяти от подножия гребня. Но Евреинова и Вонлярлярского среди них Лермонтов не видел: они, наверное, были у орудий.
В промежутках между залпами, сухо и резко сотрясавшими мягкий утренний воздух, с площадки доносился жуткий хор осипших, надсадных голосов: это субалтерны и унтера выкрикивали команды.
Коротким галопом преодолев подъём и сдержав разгорячённого коня чуть ли не в одном шаге от князя, Лермонтов небрежно махнул у козырька рукою в перчатке.
— Господин полковник! Генерал недоволен плохой работой артиллеристов! — тоже очень громко, хрипя от натуги и стараясь перекрыть звуки выстрелов, прокричал Лермонтов, нагнувшись в седле.
Среди окружавших Белосельского офицеров почувствовалось замешательство. Двое или трое из них, постарше чином, возмущённо жестикулируя, повернулись к своему начальнику.
— Кой чёрт! Вы что там — все ослепли с вашим генералом? — внезапно закипая бешенством и гримасничая, выкрикнул бледнолицый князь и, как давеча Галафеев, тоже нехорошо выругался. — Не видите разве, что всё уже наладилось?..
Лермонтов, не покидая седла, приложил к глазам трубу и оглянулся в сторону невидимой в берегах реки. Над левым берегом, который занимали горцы, вместе с землёй высоко взлетали брёвна, казавшиеся отсюда не длиннее и не толще серной спички. В нескольких местах завал был уже полностью разрушен и в брешах чернела взрытая книпелями [162] земля. Среди непроглядно пышной, казавшейся отсюда синей листвы, которая покрывала холмы, расположенные за рекой, рвались гранаты, и их сизый дым, медленно опускаясь, сливался с остатками начавшего было исчезать утреннего тумана.
162
Книпель — артиллерийский снаряд, состоявший из двух чугунных полушарий или дисков, соединённых железным стержнем. Предназначался для разрушения препятствий.
— Через двадцать минут мы прекратим огонь, — подходя к Лермонтову и глядя на часы, уже спокойно-шутливо сказал Белосельский, — и пехота, ко всеобщему ликованию, рванётся в бреши. «Музыка играет, полки стройно шагают — господа офицеры, какой восторг!» Помните, как писал Суворов?
Лермонтов, поражённый быстротой, с какой этот утончённый аристократ превращался в грубого вояку и вновь обретал всегдашний свой облик, ничего не ответил.
— Хотите
Лермонтов непременно хотел принять участие в атаке пехоты и потому спешил, да и в любой момент он мог понадобиться генералу.
— Спасибо, Эспер Александрович, сейчас недосуг. А вечером можно сообразить банчок! — ответил он и пришпорил своего белого лова, беря направление по выстрелам прямо к реке, через мокрую, заросшую низким кустарником луговину.
Когда пушки умолкли, куринцы снова редкими цепями высыпали из лесу, обступающего дорогу с обеих сторон, и бегом двинулись к берегу Валерика. Впереди левой колонны, прыгая через кочки и ямы и легко, будто игрушечным, размахивая тяжёлым солдатским ружьём, бежал простоволосый, без фуражки, Серж Трубецкой. Увидев Лермонтова, он что-то приветливо и беззаботно крикнул ему, коротко оглянулся на бежавших сзади егерей и первым, подняв брызги, шумно бросился в воду. Лермонтов, нашедший брод саженей на пятьдесят ниже, ещё раз видел Трубецкого уже на том берегу — когда он, взобравшись вверх по склону холма с криком «ура!», скрылся за кучей оставшихся от завала брёвен.
Лермонтов, возвышаясь в седле над бегущими пехотинцами и словно дразня неприятеля, послал коня к широкой бреши, пробитой в самой середине завала.
— Глупо! Глупо, господин офицер! — услыхал он рядом с собой прерывающийся хриплый голос. — Убить могут!
Высокий армейский майор с багровым лицом и седыми бакенбардами, трудно перебирая тонкими ногами в тяжёлых сапогах, бежал рядом с Лермонтовым, удивлённо-неприязненно оглядывая его снизу вверх.
— Спасибо, что предупредили! — сердито ответил Лермонтов и отвернулся.
В это время передние цепи егерей уже завязали рукопашную с чеченцами, вылезшими из траншеи, заранее вырытой в некотором отдалении от завалов, разнесённых и раскатанных ядрами.
Сзади неожиданно раздалось мощное «ура». Лермонтов оглянулся и увидел ниже себя сразу нескольких всадников, за которыми, как муравьи, карабкались солдаты. Вглядевшись, он узнал во всадниках полковника Фрейтага, Монго и Сашу Долгорукова. Ободрённый, Лермонтов, пришпорив коня, поскакал к ним.
32
— Смотрите, Меррик, и запоминайте, — сказал полковник Кинлох, с внезапно проснувшимся профессиональным интересом наблюдая точную методическую стрельбу русских артиллеристов. — Вот что могут, вопреки разглагольствованиям этой старой азиатской обезьяны (он кивнул в сторону наиба), сделать пушки в умелых руках...
Ho лейтенант, который впервые видел, как стреляют настоящие пушки, и сам не мог оторваться от этого зрелища. С волнением следя за тем, как русские ядра разворачивают завалы, он, чтобы заглушить в себе невольное чувство страха, насвистывал бодрую солдатскую песенку «It’s a long way to Tipperary...» [163] . Знакомый мотив как будто приближал всё, что было дорого лейтенанту и находилось теперь так далеко от этого затерянного мира, каким ему представлялся Кавказ.
163
«Путь далёкий до Типперери...» — песня, возникшая в 30-х годах XIX века среди английских войск, действовавших в колониях. Широко известна и в наше время.