Лес мертвецов
Шрифт:
Она слушала. Снова и снова.
— Я онанирую каждый раз, когда вспоминаю о ней, — звучал низкий голос. — А ведь в прошлом году я выставил ее как последнюю дрянь. И уже три года к ней не прикасался! Откуда это внезапное желание? Откуда это наваждение, ведь я больше знать ее не хотел?
— Ваше наслаждение связано не с самим актом онанизма, а с чувством вины, — отвечал Феро. — Онанируя, вы ласкаете не тело той женщины, а собственные угрызения совести. На самом деле вы любите свое злодеяние. Вы виновны, и вам это нравится. Это чувство и порождает наслаждение.
Жанна веселилась
Но больше всего ее завораживал голос Антуана Феро. Потусторонний, но мужественный. С легкой хрипотцой. Интонация тоже была необычной.
Неторопливой и торжественной, придававшей каждому слову особую значительность. В этом голосе звучало что-то сладостное и чарующее, словно льющийся на душу бальзам.
Три диска — за понедельник, вторник и среду — позволили Жанне насладиться благотворной силой его голоса. Она разработала целый ритуал. Каждый вечер выключала свет, устраивалась на диване и надевала наушники. Укрывшись во тьме, она отдавалась во власть его обольстительной мягкости. Голос проникал внутрь и подобно рычагу раздвигал ребра, давая сердцу, будто расширявшемуся от этого звука, биться в полную мощь…
И вот накануне вечером Жанна почувствовала, как что-то в ней надломилось. Непреодолимый порыв побудил ее сунуть руку в трусики и ласкать себя, пока не кончилась запись. Уже сожалея, что все испоганила. Замарала голос, внушивший ей чистое чувство…
Утром 5 июня, в четверг, она застряла под душем, ругая себя последними словами. Мастурбировать под голос психоаналитика, одна, у себя дома, в темноте. Нечего сказать, докатилась…
Она вытерлась. Причесалась. Запотевшее зеркало еще не просохло. Она и не торопилась увидеть свою физиономию. Бледная как смерть. Заострившийся нос. А все-таки она красивая. Тонкие черты. Матово-белая кожа в россыпи веснушек. Высокие скулы. И эти зеленые глаза, в хорошие дни сверкавшие, как агаты. Однажды Тома сравнил ее с абсентом, который теперь запрещен, а в XIX веке был необычайно популярен. Тогда-то его и прозвали «зеленой феей». Над рюмкой бледно-зеленого напитка полагалось растапливать сахар.
Тома трудно назвать поэтом, и все же он подметил сходство. Зеленого абсента с ее глазами. Пламени с рыжиной ее волос. И она так же кружит голову… В тот вечер он прошептал: «Ты моя зеленая фея…» Метафора завершилась в постели. Жанна не сомневалась, что эти сравнения он позаимствовал в глянцевом журнале, и все же воспоминание грело ей душу.
С влажными волосами она вышла из ванной. Выпила сваренный заранее кофе. Сгрызла тост из хлеба с отрубями. Проглотила обычную дозу эффексора. [9] Открыла шкаф и, не раздумывая, как форму, выбрала одежду.
9
Антидепреесант.
Белые
Белая с черным узором блузка. Льняной пиджак.
И туфли от «Джимми Чу» с заостренными, как кинжалы, носками.
Подхватила ключи, сумку, папку с документами — и с силой захлопнула дверь.
А теперь на работу.
Дела. Допросы свидетелей. Очные ставки. И гнать от себя все эти глупости с безликим голосом, сердечным бальзамом и ночными ласками.
9
Едва поднявшись к себе на этаж, она поняла: что-то стряслось. В коридоре спиной к ней стояли двое полицейских. Здоровяки с красными повязками на руках. На поясе пистолеты, выставленные напоказ. Все серьезно.
Один из них обернулся. Она узнала плохо выбритого, слегка щекастого капитана Патрика Райшенбаха, начальника группы в уголовке. Волосы, как обычно, вымазаны гелем. Жанна поспешно попыталась взъерошить свою еще влажную шевелюру. Напрасно.
— Привет, — улыбнулась она. — Каким ветром вас занесло?
— Заехали за Тэном.
Только Жанна хотела расспросить его поподробнее, как из кабинета показался Тэн собственной персоной. Свежевыбритый, на ходу натягивающий пиджак, с кожаным портфелем в руке. За ним вышла его секретарша.
— В чем дело? — спросила Жанна.
— Еще одно. — Тэн подвигал плечами, оправляя пиджак. — Новое убийство. Опять людоед. Еду туда. В девять-три. [10] Прокуратура Бобиньи передает дело нам.
Жанна окинула их взглядом. Непроницаемый Райшенбах. Второй, незнакомый ей полицейский, такой же замкнутый. Тэн уже натянул на себя стандартное выражение невозмутимого следственного судьи. Секретарша у него за спиной последовала его примеру. Все суперсерьезно.
— О'кей, — произнес Тэн, читая мысли Жанны. — Ты с нами?
10
Порядковый номер департамента Сен-Дени.
— А можно?
— Не вопрос. — Он взглянул на часы. — Это в Стене. К обеду вернемся.
Жанна кинулась в свой кабинет. Дала указания Клер и присоединилась к остальным в лифте.
На улице разразился назревавший с самого утра ливень. Чудесный летний ливень. Теплый. Мутный. Освежающий. Капли, словно китайские петарды, громко захлопали по асфальту. Небо походило на огромный парашют из переливчатого темного шелка, в который играючи задувал ветер, на лету вылепляя из облаков подвижные, изменчивые скульптуры.
Их ждала служебная машина, припаркованная во втором ряду на проспекте Жолио-Кюри. Напарник Райшенбаха по фамилии Леру сел за руль. Капитан устроился рядом. Судьи и секретарша заняли заднее сиденье.
Не дожидаясь, пока «пежо» тронется с места, Тэн спросил:
— Что там у нас?
— Жертва — Нелли Баржак. Двадцать восемь лет.
— Где работала?
— В медицинской лаборатории. Убита на служебной подземной парковке.
Жанна сидела справа, соприкасаясь плечами с втиснувшейся в середку секретаршей.