Лес пропавших дев
Шрифт:
Ссыльный Пэк. Это имя сразу же пришло мне на ум. Мэволь не сомневалась, что он убийца. Самый очевидный из всех подозреваемых. Но почему же отец не нашел ответа, если решение было таким простым? Как мог он погибнуть из-за такой ерунды?
Я зажмурилась сильней и сосредоточилась, пытаясь отгадать эту тайну. Снова вспомнилась загадка Пэка: «Насколько большой должна быть взятка, чтобы красавицу не тронули?»
Шаманка Ногён предложила свой вариант: чтобы одну красавицу не тронули, нужно заменить ее на другую. Шаманка рассказала, что семь лет назад ее дочь похитили из деревни рядом с Согвипхо и отправили в империю Мин вместо другой девушки.
Что ж, я ее узнаю. Снова поговорю со Ссыльным Пэком. Руки дрожали от нервного напряжения, но я схватила дневник со стола, натянула чангот на голову и взяла отцовский меч чукчандо. Нельзя идти безоружной к Ссыльному Пэку.
Спрятав меч-трость под шелковой накидкой, я вышла на веранду и уже собралась сбежать вниз по каменным ступенькам, но тут вспомнила о Мэволь и остановилась.
Нет, в том, что я заподозрила шаманку Ногён, не было никакой ошибки. Мне и сейчас многое в ее рассказе казалось странным. Ошибку я сделала, когда не рассказала Мэволь о своих подозрениях, лгала ей, посчитала, что справлюсь с расследованием в одиночку. Я бы с радостью постучалась сейчас к ней и сказала бы все это, но она так обиделась, что не станет слушать.
Я сбежала вниз по ступенькам и оглянулась в последний раз на комнату Мэволь. Уже почти стемнело, нельзя было терять ни минуты.
Черные каменные хижины тонули в красновато-оранжевом тумане, лучи закатного солнца окрашивали небо в тот же оттенок. Грязь хлюпала под копытами пони, пока я не спеша добиралась до дерева, у которого мы с Мэволь в прошлый раз подглядывали за домом Пэка. Я привязала пони к ветке и пересчитала бревна в воротах чоннана. Два бревна. Ссыльный Пэк ушел и вернется не скоро. Но с улицы было видно, что в одном из окон горит свет.
Скрипнула дверь, и в проеме появилась Кахи с бельевой корзиной на голове. Одной рукой она придерживала корзину, в другой несла лопатку, которой отбивают мокрую одежду.
Мой взгляд скользнул по изуродованному шрамами лицу Кахи. Раньше кроме шрамов я ничего и не видела, но в этот вечер, возможно, заходящее солнце светило как-то по-особенному, и я заметила, как гармоничны и изящны черты ее лица. Какой красивой, должно быть, она была когда-то.
«Насколько большой должна быть взятка, чтобы красавицу не тронули?»
– Вот еще одна красавица, – прошептала я, и тут меня осенило, будто яркая вспышка молнии осветила четкую картинку. Семь лет назад похитили Сохен-Ынсук, дочь шаманки, и в то же время Ссыльный Пэк решает исполосовать ножом лицо дочери. Кахи не вырастет красавицей, и эмиссар не увезет ее с собой. Семь лет назад Кахи было двенадцать. Большинству девушек, которых увезли в империю Мин, было от одиннадцати до восемнадцати лет.
Догадка будто подтолкнула меня вперед. Я откинула чангот, сжала покрепче меч-трость и пошла прямо ей навстречу. Кахи неприветливо покосилась на меня.
– Чего тебе?
Она не сильно мне обрадовалась.
– Стираешь белье в темноте? – спросила я.
Она помолчала, но выражение ее лица немного смягчилось.
– Вечером к ручью никто не ходит, никто не прогонит меня.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Днем крестьянки стирали
– Если ты пришла поговорить с отцом, – сказала Кахи, – тебе это не удастся, он ушел. Я не знаю куда, но пока он не вернется, мне запрещено беседовать с кем бы то ни было, особенно с тобой.
Некоторое время я молча шла рядом с ней. У ручья Кахи поставила корзину на землю и начала полоскать одежду в бурлящей прохладной воде.
– Твой отец искал Поксун. – Я сняла чангот и перекинула его через руку, меч-трость я по-прежнему держала наготове. – Я нашла ее. Она рассказала нам, что и ее похищали, просто ей удалось сбежать. Снова мужчина в белой маске.
Кахи схватила лопатку и, бросив одежду на гладкий камень, начала по ней колотить.
– Не хочу ничего знать.
– А еще в Новоне теперь новый судья. Он будет председательствовать на повторном рассмотрении дела. – На самом деле он был тайным королевским инспектором, но мне не хотелось вдаваться в пространные объяснения. – Я со многими в деревне разговаривала, все подозревают Ссыльного Пэка. Судья, конечно, тоже обратит на него внимание, особенно теперь, когда… – Легкий холодок пробежал у меня по спине. Я откашлялась. – Особенно теперь, когда нашли труп моего отца.
Лопатка замерла в воздухе. Кахи уставилась на меня, и какое-то странное чувство отразилось в ее темных глазах. Страх? Раскаяние?
– Твоего отца нашли?
– Его отравили, – прошептала я. – А потом закололи.
Кахи все глядела на меня, будто не могла понять, о чем это я говорю. Потом моргнула и отвела взгляд.
– Твой отец был добрым человеком, – тихо сказала она. – Он знал, чья я дочь, и все равно… Я почти не встречала добрых людей. Твой отец был одним из них.
– Ты разговаривала с ним?
– Да, я сказала ему… рассказала…
Кахи покачала головой и вернулась к работе.
Доброта. Вот как он заставил Кахи заговорить. Не пугал, не угрожал ей. Отец понимал, что добротой он добьется большего. У него было два подхода. Он бывал осторожным и ласковым, вел себя с подозреваемым, как с несчастной птичкой, у которой сломано крыло. А мог проявить жесткость, стать несгибаемым, как наточенный топор, и добиваться поставленной цели.
– Что ты рассказала моему отцу? – спросила я. – Он мертв и не может мне ответить, а мне важно понять, что он узнал перед смертью.
Кахи сильно скрутила одежду, выжала из нее воду.
– Говоришь, в Новоне теперь новый судья?
– Да. – Наверняка скоро так и будет. – И чувствую, скоро мы доберемся до истины. Отец часто говорил, что какой бы убедительной ни казалась ложь, правда всегда выплывает наружу. Потому что ее не остановить, она будет стремиться к свету год за годом.
Кахи молчала, безучастно таращась в бурлящий ручей. Ее пальцы покраснели от ледяной воды.
– Я выросла с мыслью, что никому не остановить моего отца, – сказала она в конце концов. – Никто не помешал ему замучить мою мать до смерти, разбить ей сердце. Никто не помешал ему… порезать мне лицо. – Она прижала к себе мокрую одежду, явно пытаясь заглушить воспоминания. Потом она аккуратно расстелила белье на траве, чтобы высушить. – Он схватил меня за горло средь бела дня. Я кричала, звала на помощь. Люди останавливались у ворот… они просто смотрели, как отец исполосовал мне лицо, приговаривая, что я не должна выделяться, иначе меня увезут отсюда навсегда, как дань императору.