Лес пропавших дев
Шрифт:
Но я не могла отдыхать, я должна была понять, что происходит.
Сохён тоже нашли в лесу. Она что-то знала. Поэтому она все поняла, взглянув на бумагу, выкраденную подругой у человека в белой маске. Девять кругов. «Сумрак и туман», – прошептала тогда Сохён. Что это значит?
Я взглянула на Мэволь и вспомнила, как изменился ее взгляд, когда Поксун произнесла два этих слова.
– После того случая в лесу, – прошептала я сквозь стиснутые зубы, – ты сказала, что я бормотала тогда два слова: «сумрак» и «туман». Ты помнишь что-нибудь еще?
– Мы
– А как он выглядел… когда расспрашивал меня?
– Он… – Мэволь застыла и напряженно уставилась на траву. Она явно пыталась вспомнить. – Встревоженным… немного напуганным. Мне показалось тогда, что он просто очень хочет узнать правду, найти преступника. Но теперь я думаю, что, возможно, эти слова «сумрак» и «туман» указывают каким-то образом на него.
– Нужно это выяснить, – прокряхтела я, наклонилась вперед и схватила чукчандо.
– Что ты делаешь?
– Хочу написать эти слова.
Фонарь, оставленный Кахи, отбрасывал неяркий свет. Я расчистила землю от веток и листьев и мечом-тростью написала слово «сумрак». Одним иероглифом ханча [30] , как принято у нас в Чосоне.
– Мэволь-а, тебе нужно будет выяснить, почему эти слова так важны для Мунов…
– Прекрати, – слезы заблестели в глазах у сестры. – Не говори так, будто тебя со мной не будет. Мы поймаем преступника вместе.
30
Китайские иероглифы, которые используются в корейском языке.
– Может, и не будет. Ты единственная, кто мне дорог, Мэволь-а. Мне больше не о ком заботиться. Я хочу, чтобы ты… – мой голос дрогнул. – Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты ведь тоже в опасности.
Мэволь шмыгнула носом.
Я моргнула, чтобы смахнуть слезы. Что толку плакать.
Некоторое время мы сидели молча, боль в теле не утихала. Я сняла бусы, на которых висел деревянный свисток, и протянула их Мэволь.
– Вот, возьми папин свисток. Он много раз выручал меня.
Мэволь колебалась мгновение, но потом надела свисток на шею.
– Мы вместе поймаем преступника.
В ее голосе звучало непобедимое упрямство. Но тут на ее лице появилось другое выражение: удивленное любопытство. Сестра взяла чукчандо и рядом с моим иероглифом написала еще один, который обозначает «туман».
Мы внимательно разглядывали два слова, которые Сохён сказала Поксун, а перед смертью, видимо, успела шепнуть и мне. Иероглиф «ён» обозначает «сумрак», а «ха» – «туман».
– Ёнха… – сказала Мэволь, – Ёнха…
Мы одновременно взглянули друг на друга.
– Ёнхадан! – тихо произнесли мы с сестрой хором.
Второе поместье семьи Мун. То, которое старейшина построил специально для дочери.
Глава
– Закрой глаза, пусть отдохнут, – велела мне Мэволь.
Веки стали тяжелыми, будто толстые одеяла, и я послушалась ее. Я думала вздремнуть совсем ненадолго, но когда открыла глаза, поняла, что проспала много часов. Небо больше не было черным, как смоль, его расцветили фиолетово-розовые лучи восходящего солнца. И лежала я не под деревом, а в кладовой в доме Ссыльного Пэка, закутанная в чангот. На ногах чужие соломенные сандалии на размер больше, рядом тряпка с окровавленными осколками фарфорового кувшина, которые кто-то вытащил из моих ступней, и отцовский меч.
– Ты очнулась!
Кахи склонилась надо мной, я разглядела темные тени под ее глазами.
– Я ухаживала за тобой всю ночь, – сказала Кахи. – Отец так и не вернулся, и мы решили, что в доме тебе будет теплее, чем под деревом.
– Где моя сестра? – спросила я.
Кахи на мгновение замялась и отвела глаза.
– Она рассказала мне, кто такой на самом деле ученый Ю, и пошла за ним. Она скоро вернется.
– Где моя сестра? – повторила я, леденея от страха.
– Я же сказала, она пошла за инспектором Ю…
– Ты лжешь.
У Кахи вытянулось лицо, даже шрамы как будто покраснели.
– Я… – Она испуганно посмотрела на меня. – Я пыталась остановить ее, но она не послушалась.
Страх сдавил мне грудь. Стало трудно дышать, тяжело думать.
– Она сказала, что пошлет за инспектором Ю, – напряженно проговорила Кахи, не поднимая глаз. – Он приедет сюда вместе с врачом.
Меня начало трясти. Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, но она только усиливалась. Я знала, на что способна моя безрассудная упрямая сестрица.
– Она поехала в Ёнхадан, ведь так?
Кахи сунула руку в карман и вытащила оттуда записку, какими мы уже обменивались в доме шаманки, просовывая их под дверь. Кахи протянула мне записку, и я узнала быстрый, чуть неряшливый почерк Мэволь.
«Поправляйся, сестра, – прочла я, – я добуду необходимые доказательства».
Я и разозлилась на нее, и испугалась одновременно. Глупая, глупая девчонка! Запахнувшись поплотней в шелковый чангот, чтобы согреться, и схватив отцовский меч, я с трудом встала. Новая волна боли поднялась откуда-то изнутри. Опираясь на стену, я вышла из кладовки. Кахи шла следом.
– Если ты сейчас уйдешь, – сказала она, – сестру не догонишь, погибнешь по дороге.
Я покачала головой, пряди распущенных волос упали мне на лицо.
– Мэволь не понимает, во что ввязывается. Этот человек перехитрил даже отца. Ей нужна моя помощь.
Отчаянный взгляд Кахи жег мне спину. Я медленно оглянулась на нее через плечо. Мне хотелось отблагодарить ее за все.
– Кахи, ты очень помогла нам, спасибо. Но… твой отец наверняка тоже замешан в этом преступлении.
Губы у Кахи были бледные и потрескавшиеся.