Лес проснулся

Седов Константин

— Есть, и много. Но, чтобы не повторять одно и то же, а заодно для получения полной картины произошедшего, я предлагаю дать слово свидетелю.

— Пригласите.

— Обвинение вызывает лейтенанта космическо-десантных войск Михаила Ефимцева.

Секретарь направился к двери, а я довольно зло спросил судью:

— А мне защитник не полагается?

— Это закрытое заседание. Рассматриваемое дело может привести к разглашению государственной тайны.

— Но даже в этом случае мне полагается адвокат. Пусть военный.

— Вот это он

уже выучил, — кивнул судья обвинителю, после чего обратился ко мне, — собственно, военных адвокатов, не существует. Речь идет лишь о специализации обычных адвокатов, которые ведут гражданские и уголовные дела военнослужащих. Рассматриваемое дело к ним не относится. Это военный трибунал, сынок. Говорильни будет мало. Красноречивые болтуны не нужны. Все только по делу. Если ты невиновен, как утверждаешь, то убеди нас в этом.

В открытую дверь вошел Ефим. Новая форма, осанка, выправка. Шаг, пока подходил к свидетельскому креслу, едва не чеканил.

— Представьтесь, — попросил его обвинитель.

Дурацкие церемонии. Ты сам его только что вызвал, и знаешь, как зовут. К чему все это?

— Михаил Ефимцев, лейтенант КДВ 315-го отдельного разведывательного батальона, 109-ой гвардейской космическо-десантной дивизии.

— Лейтенант, расскажите, что произошло на планете двести семьдесят один шестьдесят пять эй-эйч-зед, во время выполнения вами задания.

Ефим тяжело вздохнул, поправил зад на сиденье, выдержал паузу и начал:

— Боевики напали в районе полудня, атаковав нас сначала с помощью минометов, затем приблизившись, стрелковым оружием. Несмотря на то, что нас было меньше, приняли бой.

— Как вел себя младший сержант Олег Кузнецов?

— Честно говоря, — Мишка поморщился, — не видел. Дрались ребята бесстрашно, но многого я не скажу. Меня ранили, потерял сознание и очнулся уже после боя. Видимо приняли за убитого, раз остался жив. Очнулся, посмотрел на убитых ребят, разозлился, — он покачал головой, — знаете… еще до того, как понял, что нескольких ребят увели в плен, такая меня злость взяла! Я бы и так, наверное, за ними пошел. Хоть и не по уставу это было. Я и пошел.

Я сидел и ненавидяще пялился на убийцу и лжеца, бодро рассказывающего, как героически он воевал.

— Наткнулся на небольшую группу боевиков. Оружия у меня не было, начал ножом, а потом они оружием поделились.

Я с тоской посмотрел на судей. Должны же видеть, что он врет. Герой девяносто шестой пробы.

Судьи внимательно слушали.

— Допросил одного из пленных чхоме, куда увели ребят, положил его рядом с остальными и пошел дальше…

— На каком языке ты его спросил?! — не выдержал я.

— Тишина в зале! — рявкнул на меня судья. — Подсудимый, вам дадут слово. Но позже!

— Ты знаешь, — герой снизошел до ответа, — я спросил так, что он понял.

На его лице отобразилась снисходительная улыбка, и он продолжил:

— Направление я получил, пройдя пару километров нашел следы и двинулся по ним…

— Ты след не узнаешь, даже

если тебя мордой в него ткнут! — я вскочил.

Судья щелкнул тумблером и я мой голос стал гулким как в бочке. Силовое поле теперь пропускало звуки только в одном направлении. Я их слышал, они меня нет.

— Спросите его, как эти следы выглядели?! — не успокаивался я, звеня цепями, как призрак во второсортном ужастике, — что он увидел? Как выгля…

Между стенок «пробирки» треснул синий заряд. Я вскрикнул от удара током.

— Вам уже давали слово и дадут снова. Но как я уже сказал, — позже.

Я сел и наклонив голову, слушал.

— Следы привели меня к стройке. Конечно, я удивился, хотя удивился, — это слабо сказано. Первобытная планета, сплошные леса, в противниках только одичавшие террористы. Выбрал точку, стал смотреть. Капитальное строительство, современная техника. Люди, судя по виду, — не чхоме. Говорили на английском. Выводов делать не стал, хотя предположений было много, сосредоточился на наблюдении. Заметил, что наружный подвал центрального здания охраняется, но это ладно. Мало ли. А вот, то, что туда несут еду, заинтересовало. Ночью подобрался, уничтожил охранников, освободил ребят.

— Кого именно?

— Стаканыча, Вжика, Цезаря и Аку.

— По именам, пожалуйста.

— Виноват, привычка. Леонида Уварова, Виталия Петренко, Юрия Церенова, Вячеслава Лисовца.

— Подсудимого Олега Кузнецова среди них не было?

— Не было. И это первое, о чем я спросил ребят.

— Что они ответили?

— Сначала глаза прятали, потом Петренко сказал, что Скиф… то есть, младший сержант Кузнецов в плен-то попал, вместе с ними, но потом… Как бы это сказать помягче. Пошел на сотрудничество с противником.

— Что за оговорка «помягче»?

— Ну, — Ефим говорил показательно неохотно, — Вжик… то есть Виталий Петренко сказал, что Кузнецов, не слишком сопротивлялся, а Юрий Церенов сказал, что у него сложилось мнение, что он и эти ребята вроде как… даже не знаю. Знакомы, что-ли. Нет, не знакомы, а знали друг о друге. Так Цезарь… то есть Юрка сказал. Олега не били, как их всех, даже голос не повышали. Как знакомого встретили. Я опять выводов делать не стал, не до этого было. Тревога поднялась. Мы побежали к речному причалу, я завел катер, стали убегать с ребятами по реке.

— Когда вы в следующий раз встретили Олега Кузнецова?

— Да через пару минут и встретил. За нами погнался тилтротор. Армейский Twister. Он догнал нас, завис над катером, но не стрелял. Открылась дверь, высунулся Олег и стал уговаривать нас «не делать глупостей», как он сказал.

— Он был в наручниках? Связан? Под прицелом, может быть?

— Да нет. Стоял, держался за что-то внутри, чтоб не вывалится и заливался соловьем. Говорил, что надо вернуться, тогда, во-первых, в живых останемся, во-вторых будущее себе обеспечим. «Это нормальные ребята», «пора взрослеть», и то, что выбора у нас все равно нет. Это все его слова.