Лес проснулся

Седов Константин

— Там сложнее. Советский Союз был страной взрослых людей. Взрослых, умных, поживших. Ошиблись они в том, что вырастили инфантилов. Капризули СССР и развалили. Испортили жизнь и себе и взрослым. После чего обвинили во всем взрослых. Но в целом, все верно. Это еще с прежних эпох идет.

— А чхоме?

— Чхоме? Из мужиков в живых не оставили никого. Это за ребят наших. Баб и детей отправят на Землю, но что с ними дальше будут делать, не знаю. Скорее всего, обратно в Китай отправят.

То с какими подробностями комбат Делягин рассказывал про бой, навело меня на мысль, что планирование атаки, не обошлось без его участия. Владимир Васильевич старый

вояка, специализировавшийся на диверсиях, имел за плечами не одну «горячую точку», но спрашивать его подробнее, я не стал. Все равно не скажет, даже если это правда. Зачем неловкость в разговоре?

Посидели еще, вспомнили ребят. Я откровенно напился, едва ли не впервые в жизни. Но мне было хорошо. И только сейчас отогрелся от предыдущего полугода жизни.

Глава 20

Я пил. Самозабвенно, не думая о последствиях и на все наплевав. На все и всех, в том числе и свою жизнь, которая наотрез отказывалась складываться.

Запой продолжался уже третью неделю и это даже не было рекордом. Бывало и круче.

Двухкомнатная квартира в Сыктывкаре была такой же, как и во времена моего детства. Полтора года назад, я вошел в нее, нырнул в волну детских воспоминаний. Далеких, милых, сентиментальных, сопливых и странных. Будто в другой жизни все это было.

За время, что я здесь жил, привык к серому тяжелому небу, служившему фоном для многочисленных тридцатиэтажек из флексибетона. Тянущиеся к небу, похожие на столбчатые диаграммы застойного графика, с годами дома приобретали ядовитый розовый цвет, соседствовали с трубами целлюлозных предприятий, которыми устлан город. Муравейники для неудачников.

Как здесь родители жили?! В лесу в сто крат лучше.

Когда вернулся в город, два дня рассматривал квартиру, соседей, половина из которых были новыми, а из старых никто меня не помнил. Как, впрочем, и я их. На одной площадке со мной были еще две квартиры. В одной жила бабушка лет под девяносто, хлопавшая меня по заду, каждый раз, когда я проходил мимо. Я понятия не имел, как к этому относится, поэтому никак не реагировал. Напротив, мадам лет пятидесяти, с двумя сыновьями, сидевшими по очереди. Первые полгода, что я здесь жил, на зоне чалился Стас, вторые полгода Игорь. И как мне объяснили остальные соседи, так было всегда. Лет десять так точно.

Стас однажды позвонил в мою дверь. Когда я открыл, заплетающимся языкам произнес:

— Я прошу прощ-щ-щения за вчерашнее, — извиняющеся пожал плечами и пошел звонить в дверь соседке.

Я его вчера даже не видел.

Сначала я хотел пойти по стопам родителей и устроится в какое-нибудь лесное хозяйство. Но профильного образования у меня не было, поступать учиться не было денег, да и не хотелось за парту. Инженером лесного хозяйства не взяли, так как не было опыта. По той же причине отказали в работе менеджером по закупке древесины. Я не смог устроится даже разнорабочим.

Отправил заявку в Вологду, напрямую в Департамент лесного хозяйства по Северо-Западному федеральному округу. Указал, что имею большой опыт работы в лесу. Большой и разноплановый, и в общем, не врал. Мне не ответили.

Стал искать работу в городе. Сыктывкар депрессивный город во всех смыслах. Оказалось, что я ничего не умею. Спрос был на айтишников, но я ничего в этом не понимал.

Устроился на работу грузчиком в Зеленхоз, где проработал ровно два дня. Грузили цветочную продукцию. Работы было много, но не тяжелой. Я рассчитывал на положительный ответ из

Департамента лесного хозяйства, поэтому рассматривал эту работу как временную, чтобы просто штаны поддержать. К вечеру второго дня, меня, уставшего, позвал начальник и приказал, собрать в кладовке инвентарь и погрузить в его машину. Пока я этим занимался, он стоял рядом, курил и извещал меня о том, чтобы завтра, когда подъеду к нему на дачу, был трезвым и обед взял с собой, кормить меня он не собирается. После обеда подъедут гости, поэтому, когда буду копать колодец на даче, на глаза им не показывался.

Слегка охреневший от такого количества информации сразу, я уточнил, сколько я получу за сверхурочную работу в выходной?

Начальник посмотрел на меня как на слабоумного и поинтересовался, понимаю, ли я, что работу нужно ценить? Чтобы сказать это, он поманил меня пальцем.

Как можно вежливее, я заметил, что у него что-то с пальчиком и если продолжить так его использовать, то он может сломаться. Меня здесь же уволили.

Попытался устроится в охранное агентство. Директор на собеседовании с сомнением покосился на мою физиономию. Кожа лица стянута так, что глаз перекошен, волосы на той стороне головы, куда прилетел осколок фосфорного снаряда, росли плохо, кусками, я был вынужден все время носить кепку. Деньгам на пластическую операцию взяться неоткуда.

— Вы бывший военнослужащий?

— Да.

— Где служили? Почему ушли?

— КДВ. Ушел по личным причинам.

Он снова посмотрел на меня с сомнением.

— Оставьте резюме, мы с вами свяжемся.

Думаю, он наводил обо мне справки, и они его не обрадовали. Вряд ли он получил всю информацию, подробности истории на Вертажо Эридана были под грифом «секретно», а то, что услышал, наверняка не понравилось. Судимость, хоть и снятая, да еще если при этом уходишь из армии, это пятно. Мне не перезвонили.

После ухода со службы мне выплатили единовременную компенсацию за ранение. Она заканчивалась с катастрофической скоростью, хоть я и свел все свои траты к минимуму. Как мог растягивал оставшуюся сумму. Полгода жил на копеечное пособие от ветеранской организации при СЗФО, хотя, чтобы его получить, пришлось заполнить огромное количество документов.

Не так я представлял себе жизнь на гражданке. Все чаще посещала мысль, вернутся в армию, но снедали гордыня и обида, которую так и не смог перебороть.

Снова начали мучить головные боли.

В магазине, где я покупал куриную печенку, грошовый продукт, меня вдруг окликнули:

— Рома?!

Я не сразу понял, что зовут меня и удивленно оглянулся.

— Ой! Простите, вы случайно не родственник Романа Кузнецова? — очень интеллигентная, очень пожилая, очень бедно одетая женщина, с потертой сумочкой в руках, изумленно смотрела на мои шрам и кепку.

— Я его сын, — ответил я.

— Господи, как Рома, сейчас?! Где работает?! Почему никогда в школу не заходит?!

— А вы…? — осторожно начал я.

— Я Мария Львовна, его учительница по литературе. Господи, да вы одно лицо с ним…, то есть, если не считать, — она запнулась, боясь сказать бестактность, — я хотела сказать.

— Все в порядке, я понял. Простите, но я вас растрою. Папа умер и давно, — начал я и осекся — у нее хлынули слезы из глаз.

— Боже! Как?!

Я рассказал.

Она стояла и плакала прямо в магазине, около обшарпанного холодильника, роняя слезы на грязную плитку. По старушечьи и обиженно. Возможно на жизнь. Я купил печенку и быстро вышел. Не знал, как себя вести.