Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе

Куллини Джон

Большинство научных исследований, посвященных морским млекопитающим, представляют собой феноменологические описания. Но в жизни морских млекопитающих есть еще много загадочного. Например, содержащиеся в неволе тюлени могут засыпать под водой, и пока еще совершенно не ясно, как и в какой степени это умение используется ими в естественных условиях. Непонятно также, чем объясняется поразительная разница в поведении китов, например между южным настоящим китом, который ласково дразнит и ихекочет своего детеныша крупным обрывком водоросли, и косатками, этими большеголовыми кошками моря, чьи садистские игры с молодыми тюленями и морскими львами недавно были запечатлены на пленку.

Неизвестно даже, с помощью

какого физического механизма большинство китов издают звуки. Как устроен голосовой аппарат у огромного кита-полосатика, производящего взрывоподобные звуки силой 150 децибелл? Специалист по китам Роджер Пейн в лекции, прочитанной в марте 1976 года в Гавайском университете, выразился так: «Эти крики гигантов… производят ошеломляющее действие… как если бы голова слушающего находилась на расстоянии ярда от работающего на полную мощность реактивного двигателя». По мнению некоторых биологов, киты-полосатики могут воспринимать совсем слабые звуки, которые усиливаются благодаря явлению резонанса в их огромных грудных полостях. Кашалоты же способны фокусировать издаваемые звуки с помощью звуковых линз — специальных жировых подушек, имеющихся у них в голове. В настоящее время, однако, такие объяснения представляются слишком абстрактными. Как трагично, если какое-нибудь удивительное явление станет ясным к тому времени, когда будет слишком поздно спасать его живой источник.

В мире морских млекопитающих еще столько неизвестного, так много невероятного в их поведении и адаптивных возможностях. По-видимому, очень стоило бы попытаться разгадать тайну спящих в воде тюленей и пения китов. Если человек собирается исследовать океан изнутри, ему придется пересмотреть свои земные предрассудки. Наши свободные братья морские млекопитающие воспринимают реальную действительность нашей общей планеты совсем не так, как мы. И мы не можем позволить себе потерять их глаза и уши и их голоса.

Береговая линия Аляски

Континентальный шельф Аляски и Арктики остается последним оплотом морских млекопитающих в Северной Америке. Он имеет не меньшее значение и как приют для морских птиц. Морская естественная среда Крайнего Севера отличается такой же хрупкостью и подвержена такому же долговременному урону, как тундра и альпийские зоны. Почти каждая тончайшая ниточка жизни имеет значение; здесь все важно, ибо где тонко, там и рвется. Старые эскимосы знали это, но они были беднее, чем те, кто следует за ними по замерзшим отмелям и штормовым заливам с нефтяными вышками и плавучими заводами. Чтобы сохранить оставшихся каланов, тюленей и китов в принадлежащих им по праву местах, чтобы гарантировать непрерывное возвращение гаг, чистиков и величественных альбатросов, всю северную морскую экосистему нужно взять под защиту и охранять ее со скрупулезной заботой.

III. Последняя подводная граница

Лосось достиг вод континентального шельфа в середине короткой ночи. Хотя эти рыбы мигрируют небольшими группами, у них нет того инстинкта, который заставляет другие виды сбиваться в косяки. Лосось был сильным и быстрым, и его поведение определялось инстинктом, свойственным всем представителям вида.

Теперь лосось почувствовал, что вокруг него что-то изменилось. Волны наверху стали немного слабее, как будто океанические течения сжимали и выравнивали морское дно. На рассвете вода показалась чуть менее прозрачной, чем на открытых пространствах северной части Тихого океана, где лосось плыл несколько дней назад. Но было еще одно воспоминание; оно неотступно преследовало

рыбу, не давая покоя ее мозгу. Оно не ослабевало; наоборот, с каждым новым глотком морской воды оно становилось более ясным и отчетливым. Запах дома дразнил и тянул этого гибкого пятнистого пловца к далеким берегам.

На фоне снежных вершин множество разбросанных по морю кораблей пыхтело в свинцовых волнах. Почти каждое судно тащило за собой толстый, туго натянутый трос, который под углом опускался в воду. Один корабль затмевал своими размерами все остальные, он был странной формы и не двигался. Он лежал на воде, как примитивная карикатура на человеческую фигуру — тело без рук, но с ногами, сходство с которыми придавала глубокая выемка в кормовой части судна. Одно судно поменьше плавно вошло в эту V-образную щель, где вода была спокойной, и через несколько минут начало разгружать свой груз рыбы. Неподалеку, внизу, лосось чувствовал гудение многих мощных моторов, но каким-то образом он разминулся с тралом.

Приближаясь к берегу, рыба стала наталкиваться на куски плавучего льда. Почти в это же самое время переносимые водой запахи резко усилились. Ароматы гумусовых и смолистых веществ из болот и лесов распространялись в море тысячами струек. Если бы их можно было видеть, они, вероятно, походили бы на потоки пыльцы, плывущей в воздухе над тысячами квадратных километров вечнозеленых возвышенностей. Но если бы была возможность изобразить отдельные запахи и их комбинации при помощи цвета, получилась бы картина с невероятным разнообразием красок и оттенков. Мозг рыбы, заключенный в ее обтекаемой формы голове, различал эти стимулы с большей точностью, чем человеческий глаз способен различить оттенки цвета.

Под небольшим плавучим ледяным полем произошла внезапная перемена. Свет как будто потускнел, а органы обоняния рыбы стали воспринимать нечто совершенно непривычное. В присутствии новых, густо пропитавших всю воду запахов лосось изо всех сил старался не потерять самообладания. Из-за попавшей под лед тонкой коричневой пленки старого нефтяного пятна сбитая с толку рыба не знала, куда плыть; беспорядочно кидаясь то вперед, то назад, она пыталась восстановить отказавшее ей чувство направления.

Еще не полностью одурманенная, она вышла из-подо льда и поплыла, словно через завесу, в чистое море. Ее мозг медленно очищался от химического дурмана.

Вдоль побережья лосось встречал все больше и больше своих родичей, испытывавших те же чувства, что и он сам. Возбужденные, растерянные, они плыли к бухтам и фиордам, приходя в себя в освежающей воде сильных течений.

Вместе с отливом наступило узнавание. Поздним тихим вечером лосось последовал за многими другими в постепенно мелеющий залив с темной зеркальной поверхностью. Отсутствие обычного волнения и отлив спасли много рыб в заднем эшелоне косяка. Предсмертная дрожь и приносимые отливным течением химические сигналы страха, испускаемые задыхающимися и перепуганными рыбами, заставили остатки косяка повернуть и двигаться вдоль огромной изгибающейся сети. Хотя уже наступили сумерки, еще можно было различить мертвых запутавшихся птиц и множество рыб, которые, напрягая последние силы, пытались вырваться из сети. Несколько судорожных движений жаберных крышек и смерть сковывает маленький мозг и тело очередной жертвы.

Этот рассказ о лососе в самом общем виде поднимает некоторые вопросы, связанные с нынешними и будущими взаимоотношениями человека с наиболее пока благополучным районом Североамериканского континентального шельфа. Перелов рыбы и загрязнение нефтью будут, по-видимому, представлять собой главную опасность для северных вод. Начать эту главу с лосося нас побудило то обстоятельство, что этой рыбе из всех обитателей северных экосистем с морской и пресной водой угрожает, пожалуй, наибольшая опасность.