Лесная крепость
Шрифт:
Солдат кинулся исполнять приказ коменданта. Он схватил Федора за воротник, рывком поднял со стула, толкнул к дверям.
— Пашель!
В комнате наступило тягостное молчание.
Комендант пристально посмотрел на Оксану и сказал отчетливо, со значением:
— Вас немедленно просит к себе полковник. Около комендатуры стоит его машина. Доброго вам настроения, фрейлейн!
«Кажется, пронесло…»
— Благодарю, капитан, — сдержанно ответила Оксана и вышла из комнаты.
Полковник встретил Оксану на улице. Поцеловал руку, улыбнулся. Когда подъехали к зданию штаба,
— О, господин полковник, зачем беспокоиться. Я сама, — смущенно сказала девушка.
Полковник усмехнулся:
— Я умею ценить хороших людей, дорогая фрейлейн. Я знаю, вы преданный нам человек, очень нужный человек. Германия вас не забудет. Мы все верим — вы тоже, надеюсь, — что наша победа близка. Нас ведет к ней наш фюрер. — Полковник вытянулся и выбросил вперед руку. — Отходы наших частей — это временное отступление, слово чести немецкого офицера, дорогая фрейлейн, — временное! Там, в фатерланде, скажу по секрету, готовится одна интересная штучка… Видите, фрейлейн, как я откровенен с вами.
Полковник Фридрих Носке был в отменном настроении.
Оксана насторожилась, слушала полковника, ожидая, что он скажет что-то важное, стоящее. А он разглагольствовал о своей преданности фюреру, расхваливал Берлин, куда ему в ближайшее время предстоит поездка в ставку с особым докладом.
Оксана понимала намеки полковника: он был уверен в успешном завершении карательной операции, за что получит награду. Ей вспомнился Федор Годун, вспомнились его слова: «Тебе приказано достать план блокады. Ты сможешь». Она не могла забыть об этом. И о том, какие глаза были у него в тот момент!..
Оксана не могла знать подробного плана блокады, не знала даже, где его найти, как завладеть им, чтобы потом переправить партизанам… Надо попробовать выведать у полковника, как идут дела по ликвидации партизанского соединения. Оксана доверительно взяла полковника под руку.
— Господин полковник, — начала как бы между прочим, — как я понимаю, добрые дела вершатся не только в Берлине, но и тут, в районе Буян-озера.
— О, конечно, фрейлейн, не утаю: моя дивизия держит партизан в кулаке. Мертвой хваткой! Через несколько дней вот здесь, — он кивнул в сторону площади, — будем вешать главного партизанского бандита… как его зовут… дядьку Андрея! Вы знаете его? Видали когда-нибудь? — Он быстро взглянул в лицо Оксаны.
— К сожалению, нет, — спокойно сказала она.
— Тем лучше для вас. Понимаю, женщины жалостливы, нервы слабые.
Оксана подняла голову:
— Я твердая, не боюсь. Между прочим, господин полковник, твердости научили меня вы, немцы.
— Вы не делаете открытия, фрейлейн. Мы учим весь свет, как нужно жить, и научим — уверяю вас…
— Но меч и бомбы все же, пожалуй, не лучшие средства… — не удержалась Оксана. Но полковник не заметил ее колкости.
— Вы правы, милая фрейлейн. Мы не брезгуем ничем в достижении цели, запомните это. Гитлер — великий человек! Мы завоюем с ним весь мир. Хайль!
— Правда, здесь этому немного мешают партизаны, — кокетливо улыбнулась Оксана.
— О, вы умеете шутить! Ценю такое качество у людей, а у вас особенно, милая фрейлейн.
— Через меня? Боже упаси, я ничего не знаю и знать, признаться, не хочу!
— Дело в том, — продолжал уже совсем другим тоном полковник, — что оттуда прибыл наш агент. Прошу вас, будьте при этом разговоре. К сожалению, он не говорит по-немецки. Вот вы нам и поможете понять друг друга.
— Всегда рада, господин полковник.
Они вошли в просторный, залитый солнцем кабинет с высокими окнами. У окна стоял стол, прикрытый стеклом. На столе, как обычно: телефон, письменные принадлежности, справа — серая коробка рации. К столу был приставлен еще один небольшой столик, на нем — ваза с цветами и блюдо с крупными яблоками. Тут же бутылки с коньяком и шампанским.
Носке подвинул Оксане кожаное кресло. Сам уселся напротив, спиной к окну, забарабанил по столу длинными белыми пальцами.
— Ну как, фрейлейн Оксана, нравится вам тут? Знаете, я люблю комфорт, порядок, уют, если хотите…
Девушка кивнула полковнику, удобно устроилась в кресле. Рассеянно взглянула на большую карту, сплошь утыканную флажками. Она висела на стене прямо перед ней, около высокого коричневого сейфа.
— Хотите знать положение на фронте? — перехватил ее взгляд Носке. — Оно, слава богу, стабилизировалось. Моя дивизия стояла вот тут, под Брянском. Там мы создали надежный оборонительный вал. Русские разобьют себе лбы, когда сунутся сюда… О, я и забыл, — спохватился Носке, — пробуйте яблоки, милая фрейлейн. — Он протянул ей вазу. — Берите, пожалуйста, это, кажется, называется «Белый налив»? Чудесный сорт! У нас, в Германии, такие не растут. Да, земли у вас здесь великолепные! Как это называется… Чернозем? Да?
— Благодарю, господин полковник, — улыбнулась Оксана и вежливо, но твердо напомнила: — Нам, как я понимаю, предстоит работа, и очень важная. Я к вашим услугам, господин полковник!
— Хорошо, — Носке бросил пытливый взгляд на девушку. — Вы правы. У нас все еще впереди: и чествование и подарки.
Он незаметно надавил под столом кнопку. Потом налил воды в стакан, отпил несколько глотков, вытер губы белоснежным платком.
Дверь отворилась, и в кабинет тихонько вкатился круглый, как бочонок, человечек. Ему было лет тридцать — тридцать пять, одет во все новое, хорошо пригнанное к его плотной фигуре. Он почтительно снял серую кепку, низко поклонился. Волосы у него были рыжеватые, легкие как пух. А брови черные, густые.
Оксана приготовилась.
— Вот что, — сразу начал полковник. — Давайте разберемся в обстановке. Бандиты еще живы? — Он саркастически усмехнулся.
— К сожалению, еще живы, господин полковник, но уже съели и коров и лошадей. Видел при одном отряде собак — их учили бросаться под танки. Когда добирался сюда, снова был в этом отряде. Но собачек что-то не услышал. Видать, их зажарили…
Полковник расхохотался:
— Скоро, я думаю, сами себя жрать начнут! Скажи… — Он запнулся, припоминая имя агента.