Лесная крепость
Шрифт:
В доверие она вошла, а вот «потом» все еще не наступало. В чем же дело, что случилось?
…Первые дни войны.
Горят Митковичи. Жители спешат эвакуироваться со своим небогатым скарбом — много ли унесешь на себе, — пробираются к станции, боясь не поспеть к эшелону, специально сформированному для беженцев. Наконец подали паровоз. Он ждет сигнала к отходу. А кругом рвутся бомбы, на речке Птичь горит переправа.
Оксана тоже решила бежать от немцев. Наскоро собрала рюкзак, схватила кошелку, кое-какие продукты и побежала на
Оксана остановилась на самом краю платформы.
— Товарищ Рутковская!
Девушка обернулась на голос, увидела Рубиса, секретаря райкома партии. Она хорошо его знала.
— Иван Иванович, добрый день! И вы тут?
— Как видишь. Семью отправляю. — Он глянул в сторону станционного домика. — И чего тянут? Дождутся, что бомбами закидают.
— Ой не говорите так. Тут же дети… — Оксана смущенно улыбнулась. — Вот и мне бы надо… Только смотрю — всюду полно…
Рубис еще нестарый человек, с умными навыкате глазами, всегда спокойный и выдержанный. Даже и сейчас, в этой людской толчее и суматохе, он сохраняет хладнокровие. На нем полувоенный френч, перехваченный ремнем, бриджи и хромовые сапоги, на голове кепка.
— Я тебя, товарищ Рутковская, признаюсь, искал. Через райком комсомола.
— Искали? Зачем?
— По серьезному делу. — Он взял ее под локоть, повел в сторону от толпы.
Пронзительно загудел паровоз.
— Иван Иванович, эшелон может уйти.
— Пусть идет!
— Так мне же нужно…
— Что тебе нужно, давай подумаем вместе. Эвакуация твоя отменяется.
— Как же так?..
— Такой приказ, товарищ Рутковская. Мой и партии нашей приказ.
Оксана молчала, все это было так неожиданно, но где-то в глубине души…
Они стояли на платформе. Мимо двигались, стучали буферами вагоны, поезд медленно набирал скорость. Горестная это была картина — провожать эшелон. Плакали, причитали в вагонах и на платформе, и уезжающие, и остающиеся — все что-то кричали, махали друг другу, о чем-то просили…
Рубис побежал за вагоном, в котором ехали его жена и дети. Увидятся ли они когда-нибудь, надолго ли это прощание?.. Но вот перед ним прогромыхал последний вагой. Грустно проводил он его глазами. Потом побрел к багажному зданию, около которого стояла Оксана.
«Только бы добрались, только бы не попали под бомбежку», — думал он.
Оксана будто прочитала его мысли:
— Скоро завечереет. А ночью фашисты не летают.
Рубис с грустью покачал головой. Он повернулся к Оксане:
— Им не закажешь. Так вот, дорогой товарищ, какие у нас козыри? Пока никаких. Однако все зависит от нас. Только от нас.
— Конечно, от нас, — кивнула Оксана, поправляя рюкзак.
Рубис
— Куда ехать-то собралась?
— Вы же знаете, эшелон шел в Гомель. Значит, и я туда. А там видно было бы.
— Хорошо, что я тебя перехватил. Нам такие люди нужны. Молодые, энергичные, надежные.
— Я слушаю вас, Иван Иванович.
— Дай-ка мне твой мешок. Пойдем вместе. А то нагрузилась… — Рубис высвободил плечи девушки от лямок, снял рюкзак.
— А смогу я? Иван Иванович?
Рубис усмехнулся.
— Это как раз по твоим силам и возможностям. Слушай, товарищ Оксана. Дело это серьезное и ответственное.
…Дороги до дома Рутковской хватило, чтобы рассказать ей, что от нее требуется в этот суровый для Родины час.
Она должна была прежде всего остаться здесь, в тылу, войти в полное доверие к фашистам, пробраться в их среду. Было оговорено одно условие — решительно порвать с близкими знакомыми, чтобы ее сотрудничество с немцами выглядело естественным и логичным. Ни одна душа не должна знать правду.
— Придет час, и мы возвратимся к тебе.
Оксана молча слушала. Спросила только:
— Вы тоже остаетесь?
— Да, остаюсь. Но жить буду, конечно, не в Митковичах, в другом месте. Где — не спрашивай. А человек, что придет от нас, скажет пароль. Запомни его: «Девушка, привет от дядьки Селивона». Ответ: «Что-то он не показывается у нас. Может, болеет?» — «Он здоров как дуб». Видишь, механика несложная. Запомнила?
Оксана шепотом пересказала текст.
— Как ты должна тут жить и действовать, думай сама. Вот и все. Теперь давай прощаться. У меня еще дел невпроворот. Счастливо тебе, товарищ Оксана. — Рубис отдал Оксане рюкзак и обеими руками крепко пожал ей руку.
…С тех пор минуло почти два года. Много всякого произошло за это время, много крови людской пролилось, много слез. Но главное — это бьют фашистов! На фронте — бойцы, в тылу — лесные их братья — партизаны. Уже советские самолеты бомбят Берлин. Об этом рассказывал сам шеф.
Оксана устала ждать вестей от Рубиса. Где он, куда подевался? Почему не дает о себе знать? В чем же тогда смысл ее работы у врага? Кому нужна ее конспирация? Люди смотрят на нее с презрением и ненавистью. А Вадим… Она хорошо понимала, что ее служба у фашистов в любой момент может обернуться непоправимой бедой…
«Ну, это еще посмотрим!» — тряхнула она головой и направилась в кабинет.
— Фрейлейн Оксана, садитесь, — услышала она тихий, вкрадчивый голос коменданта. — Перед вами тот бандит, о котором я вам рассказывал. Займемся им. Мне кажется, это интересный тип.
Внезапно тишина кабинета взорвалась далекими разрывами. Зазвенели стекла в окнах.
Циммер усмехнулся, закинул ногу за ногу.
— Это «заговорил» полковник Фридрих Носке, — многозначительно кивнул он в сторону окна, — слышите, фрейлейн? Спросите этого бандита, знает он полковника Носке?