Лесная невеста. Проклятие Дивины
Шрифт:
Разобрав «крепость», поклажу погрузили на сани, на мешки положили раненых, кто не мог идти. Мертвых пришлось пока сложить в кучу и накрыть лапником – заниматься похоронами сейчас было не время. Ополченцы грузили и запрягали, а кмети стояли кольцом вокруг обоза, держа наготове оружие и не сводя глаз с опушки леса по обе стороны. На высокий берег Зимобор тоже послал два десятка кметей, чтобы исключить нападение по-вчерашнему, сверху.
Пока грузили, Зимобор еще раз прошел вдоль обоза. Несколько вчерашних раненых у него на глазах сняли с саней и понесли к мертвым – умерли за ночь от холода и потери
Отдельной кучкой под охраной сидели шесть или семь пленных. Знатный пленник в восточном доспехе к утру пришел в себя и теперь встретил Зимобора враждебным взглядом темных глаз.
– Это ты все затеял, сволочь! – злобно бросил ему Зимобор, у которого еще стояли перед глазами мертвые тела с повязками, наложенными прямо поверх одежды. – Ты кто такой? Из какой щели вылез, чудо в шлеме?
Пленник промолчал, но только сжал зубы от злости.
– По-нашему хоть понимаешь?
Тот опять не ответил.
– Смотрите за ним! – пригрозил Зимобор дозорным, хотя знал, что те и так будут смотреть.
Обоз прошел несколько верст, когда от Любиши прибежал кметь с сообщением, что в стороне от реки, на ручье, нашлась весь дворов из шести-семи. Зимобор велел заворачивать.
Весь оказалась покинута – видимо, хозяева прознали про битву, разыгравшуюся у них почти под носом, и не захотели попасться под руку ни победителям, ни побежденным. Скотину они увели с собой, и следы полозьев, ног и копыт, уводящие куда-то в лес, были хорошо видны. Но преследовать ни у кого не было охоты, смоляне только радовались, что все постройки в их распоряжении. Везде растопили печи, натопили и овины, и бани. Нагрели воду, отроки бегали туда-сюда с чистым полотном, под руководством Ведоги обмывали раны и накладывали повязки уже как следует. Над кострами во дворах повесили котлы, на каждой печи поставили горшки и сковородки. Готовили кашу, похлебку из сушеной рыбы, простые лепешки – все, что можно жевать голодным и измученным мужчинам после тяжелой битвы. От тепла, еды и хоть какой-то безопасности люди размякли и стали засыпать. Зимобор сам едва стоял на ногах, но все же выбрал два десятка из тех, кто не был ранен, велел им быстро поесть и чуть ли не пинками выгнал опять на холод – нести дозор. Враг оставался где-то рядом, а ни численность, ни намерения его были не известны.
Расставив дозорных, Зимобор сам упал на первое попавшееся место, прямо на полу, бросив суконный плащ. В голове смутно вертелись мысли, что если пока он поспит, ничего не случится, то можно будет собрать отряд из отдохнувших людей и поездить вокруг, разведать обстановку… И на этом он заснул.
А проснулся от того, что его трясли за плечо.
– Просыпайся, княже, едут люди! Едут к нам! – бормотал кто-то над ухом, но Зимобор не мог заставить себя проснуться. – Угряне! – рявкнул Достоян, и это слово заставило князя опомниться.
Зимобор сел, обеими руками сжал виски, словно хотел остановить головокружение.
– Говори, – вслепую велел он Достояну, которого не видел, но чувствовал где-то рядом. – Я слушаю.
– Сюда люди едут по ручью, по которому мы приехали. Немного, человек двадцать. Не наши. Едут открыто и медленно. Похоже, говорить хотят.
– Или отвлекают, – вставил
– Я не отвлекаюсь, – успокоил Достоян. – Дозоры стоят и смотрят по сторонам. Но если эти говорить хотят – пойдешь?
– Пойду! – Цепляясь за стену, Зимобор встал и встряхнулся. – Умыться дайте.
– Я этих расспросил пока, которых взяли. Вчерашних, – продолжал Достоян, пока Зимобор умывался из хозяйской лохани и вытирался собственным подолом. На перевязки к тому времени извели не только все хозяйские полотенца, но и запасы тканины из девичьих укладок, припасенных в приданое, которые хозяева не сумели увезти. – Говорят, дружина молодого князя Хвалислава, сына угренского князя Вершины. Сам Вершина не здесь сидит, а восточнее на Угре. Там у него город, а сюда его сынок за данью пришел. По Угре дошел до Селиборля, а тут ему говорят: вот, смоляне ходят.
– Даровой, леший ласковый, нас ему продал, – прохрипел откуда-то с пола Жилята. – Откуда бы еще эти узнали?
– Да чего ты – сразу продал? – ответил ему Ждан. – Он и сам тут живет, как между молотом и наковальней: то ли мы придем за данью, то ли угряне, а ему или двоим платить, или изворачиваться. Ты бы на его месте тоже послал: они вот вашу дань раньше собрали, с них и возьмите. Скажешь, нет?
– Ну? – Зимобор повернулся к Достояну, убирая с лица мокрые кудри. – Гребень есть у кого, соколы? И что там?
– Да ты сам у него спроси. Он в овине сидит, мои ребята за ним смотрят.
– Он? Кто?
– Да князь Хвалислав! В доспехе богатом, помнишь?
– Ну?
– Дуги гну! Это он и есть.
– Ну, дела! – Зимобор разобрал волосы пятерней (гребень у «соколов» так и не нашелся) и еще раз попытался сосредоточиться. – Пошли, что ли?
Одевшись и приведя себя в порядок, он вышел из избы и зажмурился – с непривычки свет яркого зимнего дня слепил глаза. Дозорный десяток стоял, в шлемах и с копьями, вдоль берега, который здесь образовывал нечто вроде естественной крепостной стены. Услышав шум, кто-то из дозорных обернулся и показал копьем на русло ручья: вон они, мол.
Зимобор подошел. Уже близко на русле ручья виднелось около десятка всадников и столько же пеших. Среди всадников он сразу заметил странную фигуру, закутанную в богатую шубу, покрытую синим шелком. Такая шуба стоила, как вся эта весь со всей скотиной, утварью, припасами и жителями. Причем ни доспехов, ни хоть какого-то оружия при владельце шубы видно не было. И вообще это, похоже, женщина.
Вот уж кого Зимобор сейчас не ожидал увидеть, так это женщину.
По его знаку Достоян сошел с берега до середины тропы и взмахнул рукой. В другой руке он держал щит, прикрываясь на всякий случай.
Приезжие остановились, от них отделился всадник и шагом поехал к тропе.
– Вы кто такие? – крикнул Достоян. – Вам чего надо?
– Здесь ли находится смолянский князь Зимобор Велеборич? – спросил всадник.
– Здесь. А вы кто?
– С ним хочет говорить княгиня Замила.
– Какая-такая княгиня?
– Жена князя Вершины угренского.
– Ну, пусть княгиня поднимается. А ваши пусть тут, на льду обождут.
– Нельзя княгине без людей показаться.
– Князь Зимобор женщину не обидит, если с миром пришла.