Лесная невеста. Проклятие Дивины
Шрифт:
– Спасибо, хоть на дурака не похож. – Зимобор хмыкнул и шагнул за порог.
А может, и похож, думал он. А может, он и есть самый настоящий дурак. У него в руках такое сокровище, такая защита, такое могущество – а он только и думает, как бы от него избавиться навсегда. Ну точно – дурак!
И еще в нем возникла смутная зависть к оборотню Лютомеру. Если бы его, Зимобора, собственная сестра не смотрела на него волчицей, а вот так же была бы готова ради него лично перегрызть кому-нибудь горло… Может быть, сам Хвалислав завидует, что такая сестра досталась Лютомеру, а не ему.
Кстати сказать, во вчерашней битве дружина понесла на удивление маленькие потери. Убитых не было, лишь несколько раненых. Похоже, Хвалислав
У дружины оставалось еще одно важное дело, без которого нельзя было двигаться дальше. На краю села сложили большой костер из просмоленных бревен, на него поместили тела убитых в битве на реке, во главе с Корочуном. Сверху тоже навалили дрова, бересту, сухую солому с чьей-то крыши. Пламя разгоралось неохотно и долго. Обычно умерших зимой оставляют до весны, когда можно будет и костер разжечь как следует, и курган насыпать, но в походе ждать некогда. Когда все наконец прогорело, пепел и угли вперемешку с обожженными костями собрали и ссыпали под лед. А вода, священная стихия перехода, отнесет умерших туда, где они возродятся для новой жизни. С древнейших времен люди знают: именно вода переносит из небытия в жизнь и из жизни в смерть.
Руководить погребением вызвалась Лютава, и Зимобор не сомневался, что приемная дочь Велеса очень хорошо знает, как проводить умерших в Навь, чтобы не испортить им возможность последующего возвращения в Явь.
Пока занимались этим, наступил вечер. Но еще до сумерек дозорный прибежал сказать, что по ручью едут люди княгини Замилы. Зимобор сам пошел навстречу, хотя теперь уже думал, что бывшая рабыня-хвалиска такой чести не заслуживает. Но ему хотелось расспросить ее о детях чародейки, чтобы не слышала Лютава. А та и не заметила его ухода: она все стояла над прорубью, опираясь на клюку, чтобы дать облегчение раненой ноге, и застывшими глазами глядела прямо в Навь: дух ее все еще вел умерших через Огненную реку, указывая путь. Ветер шевелил распущенные волосы, окутавшие княжну-оборотня до колен, и смотреть на нее мужчинам было боязно: в своем волчьем кожухе мехом наружу она сейчас как никогда напоминала саму Марену, Темную Невесту каждого умершего.
И княгиня Замила очень хотела поговорить с ним о детях проклятой чародейки! Едва завидев на берегу ручья знакомую плечистую фигуру и буйные каштановые кудри, она остановила своего отрока, сошла с коня и направилась к Зимобору прямо по снегу. Удивленный Зимобор спустился по тропе, подал ей руку и хотел помочь подняться, но хвалиска вцепилась в его руку и склонилась, будто собиралась упасть на колени. Ее красивое смуглое лицо выглядело измученным и даже заплаканным.
– О, князь Зимобор! – не столько сказала, сколько простонала она, и вид у нее был совершенно убитый.
– Что с тобой, матушка! – Зимобор прямо перепугался при виде такого горя этой гордой женщины. – Что у тебя за беда? Сын твой жив и здоров, сыт, укрыт. Все с ним хорошо. Идем, сама сейчас его увидишь.
– Да, идем! – Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. – Идем, я хочу увидеть моего сына!
Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Хвалислав. Увидев сына, Замила бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Хвалислав обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд – видно, думал, что это смолянский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?
– Это все Лютомер! – Наконец Замила взяла
– Матушка! – оборвал ее Хвалислав. – Не надо так унижаться! Я никогда не позволю, чтобы ты или кто-то другой пошел в залог вместо меня! Сам справлюсь! Отец поможет тебе собрать выкуп. Но эти двое…
Он запнулся, словно от ненависти не мог говорить, крепко сжимал челюсти и весь напрягся, точно ярость могла разорвать его изнутри. Замила закрыла лицо руками.
– Дела-а-а! – протянул Зимобор.
Он не знал, что и думать. Эта наглая парочка переходила все границы. Сначала втравить сводного брата в драку со смолянами, в надежде, что его убьют, потом попытаться его загрызть… ну ладно, укусить и тем самым тоже превратить в оборотня, потом лишить его мать возможности выкупить Хвалислава на свободу… А Лютава, наверное, обрадуется.
Она и правда повеселела, хотя старалась не показать вида. Зато хвалиску, вероятно, утешило то, что одна из этой ненавистной парочки тоже сидит в плену. Встречи их Зимобор благоразумно не допустил, не желая видеть драку двух женщин, одна из которых ранена, а вторая уже совсем не молода. Тут не игрища на зимолом!
Помня предостережения Хвалислава, он не раз и не два призвал дружину быть готовой к любым неожиданностям. Но и сам полночи не спал, все ходил проверять дозоры и вглядывался в ночной лес. Все было спокойно. Только поблизости в лесу выл одинокий волк – так красиво и душевно, так тоскливо и протяжно, что Зимобор заслушался, стоя возле сеней. Это было настоящее колдовство.
Вернувшись и улегшись на свое место, он заметил, что Лютава не спит. Лежа на спине, она тоже слушала волчью песнь. Глаза ее при жалком свете лучины отсвечивали зеленым, и Зимобор ни о чем не решился ее спрашивать. И только теперь ему стало страшновато рядом с ней.
А еще захотелось спросить о Дивине. Те, кто живут на грани человеческого и нечеловеческого мира, могут ходить и за грань…
– Стой! – вдруг сказал он вслух, то ли сам себе, то ли ей. Лютава вздрогнула, очнулась и обернулась. – Я вспомнил, где я его видел.
– Ты его видел? – Лютава сразу поняла, что Зимобор говорит о ее родном брате, но не поверила. – Где ты мог его видеть?
– В солнцеворот. Мы тогда стояли… в Ольховне или в Оршанском городке… – Зимобор не сразу вспомнил, но это было не важно. В этом случае «в солнцеворот» было ответом на вопрос не «когда?», а «где?» – Он… Все были ряженые, а он… Он был волком. И он позвал меня… туда. И там я встретил… ее. А без него я бы не вышел. И не увидел бы ее. И не знал бы, где мне теперь ее искать.