Лесная свадьба

Мичурин-Азмекей Александр Степанович

Из-за того, что нет своей собаки, не радует и предстоящий выходной. Даже не хочется смотреть на ружье и охотничьи доспехи.

Узнав о моей тревоге, тот же сосед посоветовал познакомиться с его односельчанином-охотником.

— На такой-то улице, в такой-то квартире, — сказал он, — проживает наш деревенский мариец Шырчык Микале (точнее — Михаил Александрович). Работает он на заводе. Ни одного выходного не пропускает: льет ли дождь, снег ли валит — всегда пропадает в лесу. И каждый раз возвращается с добычей. Сказать по правде, когда он уходит в лес —

никто не видит. Наверное, он, как и его отец, проживший всю жизнь в деревне, опасается, чтобы завистники не сглазили. Уходит он еще затемно. Зато, возвращаясь домой, не спешит скрыться, долго вертится у крыльца, стараясь показать, мол, видите, с какой добычей я вернулся.

И точно: на спине у него висит рюкзак, а из него через завязку торчат заячьи лапки. Такие белые, пушистые! Впрочем, как бы то ни было, я не помню, чтобы он меня, своего земляка, когда-либо позвал на деликатес. Не слыхал, чтобы он угостил зайчатиной и кого-нибудь из близких соседей. И все-таки ты постарайся встретиться и познакомиться с ним. Может быть, не откажется он взять тебя в лес…

Знакомиться с Михаилом Александровичем через соседа я счел неудобным, постеснялся: как бы между односельчанами не пробежала черная кошка. Чего доброго, подумает Шырчык Микале: «Не было печали, а вот всучил же мне друг кривую палку…»

Думал-думал и придумал другой способ для знакомства с ним. Собрался на охоту в выходной день еще до рассвета и стал за углом дома Шырчыка Микале, чтобы тайком пристроиться к нему.

Стою и жду, когда он появится. Медленно тянется время, ведь хуже того нет, чем ждать да догонять. Но я терпеливо поджидаю. Подбежала ко мне дважды какая-то собачонка, покружилась, обнюхала и убежала прочь.

Осенняя ночь есть осенняя. Начало знобить. Зубы застучали, словно тяпка при рубке капусты. Даже и «Камаринскую» оттопал. А потом осенила мысль: «Может быть, Шырчык Микале с вечера ушел в лес или, чего проще, в тепленькой постели храпака дает?..»

И как раз в это время тихонько скрипнула дверь. Показался человек с ружьем. Он дважды негромко свистнул. Тотчас же к нему подбежала собака, и они повернули на сонную, но освещаемую множеством электрических лампочек улицу.

Я понял: это — Шырчык Микале. Теперь надо, не теряя его из виду, плестись незаметно до поры до времени за ним. И я, отстав немного, зашагал следом.

Из города мы вышли в поле, где было совсем темно. Боясь потерять Шырчыка Микале, я сократил расстояние и так крался вплоть до опушки леса. Только тогда он увидел меня.

— Доброе утро! — вежливо поздоровался я и назвал себя. Он — тоже.

— И вы тоже на охоту собрались? — как бы невзначай спросил я его. Он не ответил, словно не расслышал.

— Идемте, а то дорога длинная, — он тронулся с места.

Теперь мы пошли рядом. Собака его то вперед забегает, то отстает от нас. Молчание казалось мне неловким, поэтому я начал разговор про собаку.

— На какую дичь идет?

— Она охотнее смотрит только на то, что на столе, — как-то загадочно и кратко ответил Михаил Александрович. —

Собака не моя… Ничья она, а живет на нашем дворе, ее ребятишки кормят. А чтобы не было скучно одному, вместо товарища беру ее… А что, у вас тоже охотничьей собаки нет? — поинтересовался он.

— Я просто прогуляться вышел… Надоело все время дома сидеть, — отвечаю ему.

Некоторое время мы молчали. Я начал беспокоиться: «Может, он не хочет идти со мной?»

— Далеко ли вы путь держите? — осторожно выпытываю у него.

— Каждый раз я забираюсь в разные (места. Сегодня хочу побывать в Мушаранах. Сказывают, леса там особенно крупные… А вы не хотите, что ли, пойти со мной? — спросил он как бы с тревогой в голосе.

Я понял: друг мой не против побродить вдвоем.

— Вместе так вместе, — облегченно вздохнул я.

К рассвету мы были в Мушаранах. И впрямь — деревья здесь рослые, толстые, как пивные бочки, сосны с седыми верхушками стоят, обнявшись крупными кривыми сучьями.

Посматривая кругом и размышляя о разном, я шел на некотором отдалении от Шырчыка Микале.

Под ногами сплошным красным ковром расстилалась спелая брусника. Взяв ружье на плечо, я занялся ягодами. Неожиданно прямо у меня из-под носа с шумом поднялся глухарь и, пролетев в сторону моего друга, тоже с шумом сел на дерево.

«Михаил Александрович, наверное, его слышал», — подумал, я, а сам, посматривая на каждую верхушку, стал подкрадываться. «A-а, вот он где!»

Глухарь сидел на толстом сучке и, вытянув шею, вертел головой.

Я выстрелил. Птица свалилась, взмахнула раза два крыльями и замерла.

«О-о, с гуся будет. Только не белая и не серая, а черная, с переливающимся блеском», — любуясь птицей, обрадовался я и крикнул:

— Э-гей!

— Я тут, — услышал в ответ. Оглянулся: всего шагах в десяти из-за сосны показался Михаил Александрович. Но в его глазах я не заметил ни радости, ни зависти.

— Почему не стрелял? Не успел подойти, что ли? — спросил я товарища.

— Наверно, одновременно выстрелили, — с безразличием ответил он, а сам достал папиросу и закурил.

— Так, значит, оба стреляли? — повторил я.

— Выходит, так.

— Коли так, то «медведя» пополам, — говорю. Ведь и раньше с одним товарищем я не раз одновременно стрелял по пролетавшим мимо нас тетеревам. Просто он не слышал моего выстрела, а я — его. Только оставшиеся в стволах пустые гильзы убеждали нас в этом.

— Пополам, говоришь? Нет уж, твоя добыча — тебе, а у меня — своя, — отказался Шырчык Микале, выпуская густой дым изо рта.

— Что же, пусть будет так, — и я положил глухаря в рюкзак.

Больше нам ничего подстрелить не удалось. Правда, несколько тетеревов мы подняли, но стрелять по ним было несподручно.

Пообедав на маленькой полянке, мы легли на увядшую траву. Я снова напомнил о глухаре:

— Может, распотрошим птицу и поделим?

— О, нет, глухарь — твой!.. — категорически отрезал Шырчык Микале. Я и на этот раз не стал настаивать…