Лесниковы байки. «Пышонькина куколка»
Шрифт:
– Савелий Елизарыч, здравствуй! – раздался у двери голос, от которого у Савелия веник из рук выпал, это была Акчиён, – Наксай сказал, пчёлы тебе сегодня досаждали, так вот, я принесла снадобье. Садись, погляжу.
Акчиён усадила Савелия на скамью, сама прибавила свету в масляном фонаре и принялась осматривать опухшее Савельево лицо. От прикосновения её тёплых рук ему становилось горячо, сердце застучало, щёки наливались краской. Акчиён ловко достала жала, укусы словно сразу стали меньше болеть, а может Савелию это показалось. Но когда Акчиён помазала его лицо своим снадобьем, густым, похожим на дёготь, и пахнущим
– Ну вот, – Акчиён довольно кивнула, – А в другой раз ты Наксая слушай, коли он говорит – не лезь, лучше остерегись. Сейчас Мораш прибежит, принесёт тебе ужин и чистую одежду. Крепись, Савелий Елизарыч, немного осталось.
Савелий хотел было спросить, какую такую повинность он тут отбывает такими вот «тяжкими трудами», но Акчиён уже исчезла в сгустившихся сумерках, словно в них и растаяла. Савелий потрогал глаз, который больше не болел, тогда он снова взялся за веник. Пусть не думают, что он какой-то там… приберёт всё сам. Вскоре в дом вбежал тот самый парнишка, что и был давеча, в руках у него был узел, а на плече висела холщовая сума. Ужин был скромный, но Савелий с аппетитом съел и выпил всё, глядя как Мораш болтает ногами и смотрит в окно, ожидая, пока Савелий закончит есть. Он вроде бы и привык уже здесь быть! Печку надо подтопить, ночью прохладно, подумал Савелий…
К приезду Евлампия Савелия было не узнать, отощал он знатно, руки все были сбиты работой, в ссадинах и синяках, но он боли не чуял.
– Завтра Евлампий Фомич приедет, – сказал ему Наксай, когда они возвращались домой на возу с дровами, – Вечером ужинать станем, всё тебе Акчиён и расскажет. Ты только её слушай да запоминай!
Глава 13.
Савелий млел от парного духа, сидя на деревянном полке бани. Наксай запаривал душистый можжевеловый веник, по своему обыкновению что-то напевая на непонятном для Савелия языке.
Завтра должен был приехать Евлампий, а сегодня устроили банный день… Неделя, проведённая им здесь, на безымянном выселке, показалась Савелию вечностью. Руки, ноги и спина уже не болели, а бессонница, которой он частенько страдал до приезда сюда, чем вызывал у Евдокии слёзы и панику, теперь чудесным образом прошла. Засыпал Савелий ещё до того, как голова его касалась подушки, без всякой микстуры, выписанной лучшим в Петровке лекарем.
– Что же, вот и прожил я у вас неделю, как и уговаривались, – пыхтя от удовольствия, спрашивал Савелий, – А что же, про серебро-то когда мне всё поведаете? Ты, Наксай, чего смеёшься? Сами обещались, а всё тянете!
– Так ты только про серебро и хотел узнать? – с насмешкой в зелёных глазах, в которых играли отблески огня, сказал Наксай. – Так бы сразу и говорил, что окромя серебра тебе ничего и не надобно! Я-то думал, ты жизнь свою хочешь наладить…
– Того и хочу! А для этого мне и надобно знать, где серебро, про которое старый Федотов говорил, и самородок мне показывал, небольшой, но думается мне, у него их много было, только опасался он про это говорить, чтобы не отобрали! Да в околоток не упекли, и держали бы там до того, пока не скажет, где взял!
– Так за Сайдагаркой серебро то, меж двух сопок копи есть, неглубоко вовсе. Видать про них твой старатель говорил. Ну, после ужина нарисую тебе путь, но только ты
– Сестру твою в жёны хочу! – выпалил вдруг Савелий и сам своих слов испугался, глядя, как потемнели глаза Наксая, засветились белыми и жёлтыми бликами.
– А на что тебе жена? Да ещё такая, как Акчиён? Она в твой дом не пойдёт жить, а тебе здесь не захочется оставаться. Не терзай себя, и забудь. Не для вашего племени она…
Савелий со страхом покосился на крепкого, мускулистого парня, и решил, что больше о таком с ним не заговорит… боязно! Да и прав Наксай, не для его мира Акчиён, в Петровке, в отцовском доме она жить не захочет… а он сам уедет и постарается позабыть то, что ему тут пришлось пережить! Кому расскажи – засмеют! И Евдокия, кабы ей узнать, что тут Савелию пришлось на навоз в конюшне чистить, и дерева в лесу пилить, да много чего ещё… тут бы Евдокию кондратий хватил вовсе!
После обеда Савелий сидел на лавке у стола в большом доме. На нём снова были его сапоги, начищенные до блеска, чистая белая рубаха и его новёшенький камзол с пуговицами. Акчиён сидела напротив, перед нею лежал вышитый рушник, а на нём – куколка. Простенькая, в голубом сарафане и волосами из пшеничного цвета нитей, собранными синим венком. Тонкий узорчик по сарафану, словно ниточка серебряная…
– Что тебе обещали – всё дадим, – сказала Акчиён, – Но теперь слушай меня, запомни хорошенько, что скажу. На перепутье ты стоишь, как меж двух дорог. И мне неведомо, что ты выберешь, как в тумане твоя жизнь! Про серебро тебе всю правду Наксай сказал – вот и старай, как отец твой старал камни – механизмы привёз, чтоб людям было легче работать, тут и дело скорее пошло. Люди возле дела того и дома строили, детей растили, жизнь сытую видели, потому и шло дело. Ты на это погляди, и старай серебро так же, во благо людям чтобы служило,и тебе будет от того счастье во много крат! Коли так будет, то и судьба тебя не обойдёт, наградит большим! А коли свернёшь не туда… мука тебя ждёт, и многие люди около тебя станут мучаться, и смерть страшная тебя ожидает, запомни это! Вот тебе подарок от меня – куколка заговорённая, ты её береги. В рушник оберни и положи так, чтоб никто не касался чужой, не для других она рук. Плохого от этого не сделается, но лучше так – от глаз чужих спрячь. И если надо будет тебе совета спросить, на перепутье окажешься, ты как спать будешь укладываться, куколку мою разверни да спроси, о чём душа просит. После спать спокойно ложись, а утром ответ будешь знать – придёт к тебе правильная дума. Благодарствуй, Савелий Елизарович, что погостил у нас, помощь оказал! Ещё одна просьба у меня к тебе будет, но про это завтра скажу. А теперь уж и спать пора. Завтра по утру прощаться станем!
Акчиён встала, поклонилась гостю в пол и ушла в светёлку, притворив за собой дверь. Наксай сидел на скамье напротив Савелия, улыбался загадочной своей улыбкой и блестел глазами. Всё же как ни крути, в этих сумерках Наксай на волка похож, волосы, словно шерсть с проседью, а ведь молодой он совсем! Наксай протянул ему свиток из желтоватой бумаги, твёрдой, словно береста. На ней был начертан путь – большая река с обозначениями, после равнина заливная, лог, а там и Сайдагарка, на ней броды удобные обозначены, дальше две сопки и место, где копи.
Конец ознакомительного фрагмента.