Лесной маг
Шрифт:
Он вновь тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула.
— И вот ты сидишь здесь, живой и здоровый, а моя жизнь превратилась в кошмар и останется им до тех пор, пока ты не приедешь в город повидать Эпини, — сообщил Спинк, глядя в потолок. — Теперь тебе придется. — Он немного подумал и добавил: — Именно ты, Невар, заварил всю эту кашу. И ты это знаешь.
— Расскажи мне о мертвецах и о моей повозке, — тихо попросил я.
— В том смысле, что ты ничего об этом не знаешь? — быстро спросил он.
— Думаю, кое-что знаю. Вчера… нет. Наверное, позавчера, когда я последний раз был в городе и послал Эмзил
— Но пока еще никто не заболел! — стал оправдываться Спинк, а потом смущенно добавил: — Я сказал Эмзил, чтобы она не ходила. Однако Эпини очень плохо переносит беременность, а одна старушка в городе делает чай, который ей вроде бы помогает. И Эмзил настояла, что нам нужно запастись им. Я не мог удержать ее дома. Я тебе говорю, Невар: стоит под крышей твоего дома появиться женщине, и ты можешь забыть о том, чтобы распоряжаться своей жизнью. Две женщины — и жизни у тебя не останется вовсе. — Он тряхнул головой, словно отгоняя мошкару, а потом бросил на меня мрачный взгляд. — Но ты начал объяснять, как твоя телега оказалась в казарменной конюшне в окружении мертвецов.
— Нет, не так, — раздраженно проворчал я. — Я рассказывал тебе, что по дороге домой на меня напали. Я быстро потерял сознание, так что не могу тебе сказать, сколько их было и как они выглядели. Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу на земле ничком, а Утес и моя повозка исчезли. Я сумел добраться до дома и целый день приходил в себя, а потом вернулся к работе.
— И ты не отправился в город и не доложил о нападении? — сурово спросил Спинк.
— Нет. Спинк, я предполагал, что чума уже вспыхнула. Я удивлен, что ее еще нет, но думаю, что она вот-вот начнется. И тогда здесь будут готовые могилы. — Усевшись на стул напротив него, я потер лицо. Я вдруг показался себе столетним стариком. — Это все, что я могу сделать для других людей, — угрюмо добавил я.
— Я вижу, что ты удручен и встревожен. Как и все мы, Невар. Когда магия спеков не переполняет нас унынием, мы либо пьяны от зелья Геттиса, либо и так думаем о том, как бессмысленна наша жизнь здесь. Но то, что ты не доложил о нападении и краже, вызовет подозрения о твоей причастности к этим смертям. Ты знаешь, о тебе уже ходят слухи. Вот почему я просил тебя держаться подальше от неприятностей. А теперь люди говорят…
— Как умерли эти солдаты? — перебил я Спинка.
— Ну, я точно не знаю. Эмзил сказала, что они раскинулись вокруг твоей повозки, словно собрались вокруг нее, а потом сразу умерли на месте.
— Кто это был?
— Невар, я не знаю. Я не слышал этой истории из первых рук, а в промежутке между причитаниями Эмзил и последующей истерикой я не успел выяснить почти ничего. Только то, что сержант Хостер утверждает, будто ты убил солдат, чтобы прикрыть себе задницу, и тебя следует арестовать, пока мы во всем не разберемся.
— Чего еще ждать от Хостера! Он ненавидит меня без всякой на то причины. Думаешь, меня арестуют?
— Невар, я не знаю! Инспекция продолжается, и таинственная смерть четверых солдат в конюшне произвела
Если бы он не задал прямого вопроса, я мог бы уклониться от ответа. Но у Спинка всегда был этот искренний, открытый взгляд мальчишки, который хочет верить в лучшее, когда речь идет о его друзьях. И хотя на его лице уже появились ранние морщины, этот взгляд по-прежнему требовал честности. Если я сейчас ему солгу, значит, я окончательно отказался от надежды когда-нибудь стать тем, кем собирался.
— Вероятно, я их убил, — прямо признал я. — Но я не знаю как. И я не делал этого сознательно.
Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня. Его рот был слегка приоткрыт, и я слышал его дыхание. Он уже собрался заговорить, когда его лицо перекосила судорога боли.
— О, Невар. Нет. Я не могу вернуться и сказать это Эпини. Не могу. Это убьет ее. Убьет ее и ребенка, а больше у меня в этом богом забытом Геттисе никого нет. — Он наклонился вперед, закрыл лицо руками и продолжал охрипшим голосом: — Как ты мог, Невар? В кого ты превратился? Я видел, как ты меняешься, но я всегда был уверен, что знаю, какой ты на самом деле. Как ты мог убить солдат собственного полка? Как?
— Это сделала магия, — тихо ответил я. — На самом деле это не вполне я, Спинк. Это была магия.
Мои слова звучали как детские оправдания. Я не рассчитывал, что Спинк мне поверит, но он продолжал сидеть, закрыв лицо руками, и не перебивал меня. И я не выдержал. Я начал рассказывать ему все, что со мной произошло за последнюю неделю, и не мог остановиться. Я не подбирал слов и не искал оправданий. Я рассказал ему все, даже прервался, чтобы рассказать о своих отношениях с Оликеей. Это было как очищение — наконец честно во всем признаться. Пока я говорил, плечи Спинка опускались все ниже, словно он принимал на них мою ношу. Когда я закончил, я чувствовал себя опустошенным, а Спинк выглядел как человек, сокрушенный тяжестью целого мира. Точнее, двух миров, подумал я.
Я встал и налил воды в котелок. Горло у меня пересохло, и, несмотря ни на что, я вновь чувствовал страшный голод. Может быть, кофе его немного приглушит. Когда я поставил котелок на огонь, Спинк наконец заговорил:
— Они всегда знали, что деревья священны для спеков?
Я махнул рукой.
— Да, у меня сложилось именное такое впечатление.
Меня поразило, что Спинка это заботило.
— И они знали, что печаль и уныние, царящие в Геттисе, происходят от магии спеков?
— Трудно сказать. Они должны были подозревать. Что еще может вызывать такой страх, как в конце дороги? Они должны знать, что это магия спеков.
— Доктор хочет, чтобы Эпини пила «зелье Геттиса», — тихо проговорил Спинк. — Она отказывается. Он утверждает, что если она не будет его пить, то не сможет выносить ребенка. Или после родов не сможет быть для него хорошей матерью.
Он замолчал.
— И!.. — подтолкнул его я.
— И он может оказаться прав, — печально произнес Спинк. — Здесь редко рождаются здоровые дети, Невар. А рожавшие женщины кажутся… выдохшимися. Измученными. Словно они едва способны позаботиться о себе, не говоря уже о детях.