Лесной маг
Шрифт:
Пейзажи вокруг потрясали красотой. Листья папоротников покраснели от ранних заморозков, кусты были усыпаны белыми ягодами, ольха и береза переливались алыми и золотыми оттенками. День выдался ясный, но воздух был влажным, и лес благоухал густыми изысканными ароматами. Что-то внутри меня вдруг расслабилось с таким чувством, словно я вернулся домой. Я сказал это Хитчу.
Он покачивался в седле в такт шагам лошади и упрямо держался здоровой рукой за луку седла. На его лице, искаженном от боли, мелькнула улыбка.
— Некоторые люди это чувствуют. Другие — нет. Что до меня, когда я оставляю за спиной дома и улицы,
— Моего отца, например, — натянуто улыбнулся я.
— Твоего отца. Не было нужды говорить мне об этом, Невер. Он все еще давит сапогом на твою шею. Если хорошенько прищуриться, его почти можно разглядеть.
— Объясни, — резко потребовал я, уязвленный его словами, но он лишь рассмеялся в ответ.
— Нет нужды, Невер. Ты и сам это чувствуешь, разве нет?
— Я покинул дом своего отца. И оставил его там, позади.
— Конечно оставил. — В его голосе слышалась насмешка.
Я напомнил себе, что он очень болен. Но в глубине души я подозревал, что Хитч всегда отличался язвительностью и проницательностью и получал удовольствие, раздражая окружающих. Я ничего ему не ответил.
Некоторое время мы молчали. Потом он как-то странно рассмеялся, глухо и длинно.
— Я тебя знаю, — тонким детским голоском произнес он. — Я тебя вижу, Невер. Тебе не спрятаться от Бьюэла Хитча. Он слишком долго пробыл в лесу. Ты не можешь спрятаться за деревьями.
— Думаю, ты бредишь от лихорадки, — рассудительно проговорил я.
— Нет. Я вижу ту часть тебя, которая не сын-солдат. Я вижу нечто посильнее, чем сапог твоего папаши на твоей шее. Ты едешь к спекам, не так ли? Тебя призвали стать великим мужчиной.
Я знал, что это всего лишь лихорадочный бред, но тем не менее волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Пожалуй, нам пора искать место для лагеря, — неловко заметил я.
— Хорошо, — добродушно согласился Хитч.
Дальше мы ехали в почти дружеском молчании. Перебежчик уверенно продвигался вперед и, казалось, действительно хорошо знал путь. Настоящей дороги не было. По оленьей тропе мы поднялись на холм, потом свернули к ручью, сбегающему со следующего склона, пересекли долину и снова стали взбираться вверх. Пока солнце клонилось к горизонту, мы ехали вдоль гребня. Теперь же, когда мы в очередной раз начали спуск вниз, тень холма, окутавшая нас, казалось, приблизила наступление вечера.
— Тебе это не слишком нравится, верно? — заметил Хитч и, прежде чем я успел переспросить, что он имел в виду, указал на смешанную рощицу. — Там есть неплохое место. За деревьями в камнях есть родник. Тебе не очень-то нравится, что магия приказывает тебе.
— Значит, там и встанем лагерем, — сказал я, не обращая внимания на слова, которые совсем не хотел слышать от чужака.
— Там удобное место. Хвойные деревья укрывают его от ветра. Тебе нечего стыдиться.
— Ты бредишь, Хитч. Помолчи немного, не трать силы попусту.
Он закашлялся, и звук, вырвавшийся из его горла, был слишком слабым для взрослого мужчины.
— У меня почти не осталось сил, Невер. Кроме тех, что дает мне магия. Я сказал: «Нет, мне некогда». Тогда магия послала мне кошку, и я понял, что должен повиноваться, если хочу жить. А я всегда хотел жить. Похоже, ты тоже. Но думаю, тебе досталось от нее посильнее. Эти спеки со своей заразой. Знаешь, они даже не называют это болезнью. Или даже недомоганием. Нет, для них это заклинания. Впрочем, и это не совсем правильное название. Их слово не переводится на наш язык. Оно означает что-то вроде ворот или воронки. Магия посылает это, и люди через это проходят и появляются оттуда мертвыми или изменившимися. Даже лихорадка от ран, как у меня сейчас. Они скажут, что это плавление. Горение, очищающее тело и дух. Если спек совершает что-то по-настоящему плохое, они напускают на него лихорадку, чтобы излечить его. Поцарапают чем-то, от чего он заболеет, или посадят в хижину с огнем посередине и вокруг разведут костры, чтобы жаром изгнать из него зло. У тебя есть еще вода, Невер? У меня во рту пересохло от болтовни.
Мы добрались до места, о котором он говорил. Выложенное камнями костровище говорило о том, что не мы первые решили провести здесь ночь, а трава, разросшаяся вокруг него, подсказывала, что прошло по меньшей мере несколько месяцев с тех пор, как тут кто-то останавливался. Запаса дров не оказалось, но деревья около ручья нароняли множество сухих веток. Я собрал, сколько мне требовалось, и быстро развел огонь. Хитч сидел на земле, завернувшись в одеяло, и смотрел в пламя. Я был уверен, что ему уже не выжить, и он это знал.
Я никак не мог отвлечься от его бреда и находил в нем все больше и больше смысла, если извращенную логику спекской магии вообще можно считать осмысленной. Казалось, я застрял на середине моста. На одном берегу ждало безумное предположение, магия сделала меня толстым и имеет на меня виды. На другом оставалась моя вера в доброго бога, судьба сына-солдата, а также вся логика и наука Гернии. Каким-то образом получалось, что мне не подходит ни то ни другое, но соединить их вместе получалось хуже всего. Я мог не обращать внимания на лейтенанта Хитча и его безумную болтовню, мог списать ее на лихорадку и забыть о ней. Или дать ему выговориться и попытаться найти управу на то, с чем я сражаюсь.
Я занимался обустройством лагеря, обдумывая эти возможности. Принес воды и поставил ее греться, нарезал веточек для оленины. Я наполнял водой наши фляги, когда заметил на дне родника незнакомые растения. У них были широкие листья, частью зеленые, но в основном пятнистые и бледные в преддверии зимы. Я смотрел на них, точно зная, что никогда прежде таких не встречал, но тем не менее они казались мне тревожаще знакомыми. Подчиняясь порыву, я потянулся в воду и вырвал одно из них. Оно неохотно поддалось, явив на свет толстый белый корень. Я ополоснул его и взял с собой, возвращаясь в лагерь.