Лесной Охотник
Шрифт:
— Все в порядке, — прошептала она, ее глаза снова закрылись, но из последних сил она сжала его руку. — Ответишь, когда я проснусь.
Она вдохнула и выдохнула. Он слышал, как ее дыхание становится все более редким. Вскоре ее тело начало расслабляться, шея будто вытянулась, голова упала на грудь. В какой-то момент, пережив одну из своих маленьких смертей, Майкл вновь посмотрел на нее, понадеявшись увидеть сияние раскрытых серых глаз и улыбку…
Но ничего не было.
Он почувствовал, как она умирает, потому что в комнате вдруг стало так темно, а он ощутил себя самым одиноким существом на свете.
Через
Она была права, подумал он, когда слезы высохли, наверное, мне и впрямь нужно побриться. Мысль о том, что Франциска даже никогда не знала его настоящего имени, полосовала его сердце холодным лезвием бритвы… а холодное лезвие бритвы, когда рука дрогнула от шока, вызванного этой мыслью, слишком глубоко зацепило его щеку. Затем, пока из семи порезов после бритья текла кровь, он вернулся в комнату, остановившись над ее телом, и допил последний бокал шампанского. Некоторое время он сидел на кровати рядом с телом Франциски Люкс и просто смотрел на нее. Казалось, что она просто спит, но, когда он прикоснулся к ее руке, то почувствовал, что это уже не рука живого человека. Слезы вновь обожгли ему глаза, заставив шмыгнуть носом…
У тебя вид побитого щенка, вспомнил он.
Что ж. Так и есть.
Осталось последнее. Нужно было осторожно уложить ее в постели, расправить смятые простыни и пригладить черные волосы, раскинувшиеся на подушке. Она должна быть столь же прекрасной, сколь всегда была.
Лицо ее сохраняло спокойное выражение, а в уголках губ будто застыла секретная улыбка. Возможно, она знала что-то, чего не знал Майкл Галлатин?..
Хороших тебе снов, горько прошептал он ей.
Он тоже устал. Слишком устал. Он чувствовал себя измученным и утомленным и даже больным. Ему хотелось бы лечь и видеть прекрасные сны рядом с ней… но нужно было собираться и направляться в Безопасный Дом.
Он услышал шаги у самой двери. Скрипнули половицы.
Они не дали себе труда постучать.
Тяжелый ботинок врезался в дверь, и мужчины в кожаных плащах цвета эбенового дерева влетели в номер, как злые осы, готовые ужалить свою жертву. Вслед за ними в номер 214 вошла массивная фигура с красным лицом и в белом костюме. Снеговик Гестапо прошагал мимо майора, когда двое его помощников схватили Майкла и приложили головой о стену так, что от стука картина со златокудрой девушкой упала на пол, сорвавшись с крюка.
Риттенкретт подошел к краю кровати и посмотрел на Франциску, прищурился, произнес ее имя, а затем протянул руку в попытке разбудить ее. Похоже, именно в эту секунду он понял, что эта женщина никогда не пробудится ото сна.
— Эй, Зигмунд! — позвал он.
Бухгалтер подошел, приподнял простынь и попытался нащупать пульс, затем наклонился вперед в надежде почувствовать дыхание. Когда и эта попытка не увенчалась успехом, он приложил руку к ее груди, ища пропавшее сердцебиение.
По итогам своего исследования, Зигмунд покачал
— Ты, — прорычал Риттенкретт, указав на него своим толстым пальцем. — Сделал эту грязную работу? Да? Спроси его хорошенько, Росс.
Пока двое мужчин держали Майкла, Росс шагнул вперед и ударил его в живот кулаком, затянутым в черную перчатку. Второй удар был сильнее первого, а третий заставил ноги Майкла подогнуться. Прежде, чем он сумел найти равновесие, рука схватила его за волосы, после чего последовал удар в нос, и обе ноздри принялись обильно кровоточить.
— Поосторожнее с кровью, — предупредил Риттенкретт, отступая на шаг. — Господи, дайте ему полотенце! Вставай, майор Йегер! Хотя… это ведь не твое настоящее имя, верно? Как ты убил Франциску?
Риттенкретт прочистил горло и повернулся к Зигмунду, державшему в руках два бокала шампанского. Майкл молчал.
— Мы узнаем, — пообещал огромный краснолицый гестаповец. — Итак, следующий вопрос: почему ты убил Франциску?
Майкл снова не ответил. В этом не было никакого смысла: в комнате находилось восемь человек, и, по крайней мере, четверо из них были вооружены. Из носа струилась кровь, в голове стучало и гудело. Он почувствовал, что слабые волоски волчьей шерсти появляются у него на боках и на спине, но волна превращения быстро схлынула.
Он никогда не смог бы покончить с собой, но сейчас ему было так больно и тошно на душе, что к смерти от чужих рук он относился спокойно. Даже приветствовал ее. Майкл был героем и одновременно был никем. Он был темной тварью, которая сумела убить совершенную женщину, любившую его, идеальную упаковку… и неважно, в чем состояли ее прегрешения — ему не удалось сдвинуть с места землю и небо, чтобы спасти ее.
Он заслуживал смерти. Заслуживал умереть жестоко и мучительно.
И эта смерть уже началась.
— Мы забираем тебя отсюда, — возвестил Риттенкретт. — Никакой одежды не надо: там, куда ты едешь, ты более ценен в чем мать родила. Не придется срезать с тебя одежду острыми предметами, которые потом могут и кожу твою испытать на прочность, — он подошел вплотную к кровоточившему лицу Майкла, хотя и не слишком близко, чтобы не рисковать чистотой своего костюма. — Я надеюсь, ты вдоволь ею насладился. И это так, судя по твоему стояку. Так или иначе, сейчас ты отправишься в театр Гестапо, и там тебя будут иметь уже совершенно по-другому. Зигмунд!
Бухгалтер ударил Майкла по голове, не тратя лишней энергии, действуя быстро и эффективно.
Они вытащили обнаженного, истекавшего кровью майора в коридор. Оставшаяся в номере пара людей принялась обыскивать кровать в поисках каких-либо улик. Один из них ухмыльнулся, а второй сжал кулак, после чего насмешливо указал на промежность своего напарника.
Глава тринадцатая. Комната
Сквозь ветер и снег по темным и пустым улицам Берлина неслись два черных седана, прорываясь через кошмары оставшихся в городе членов Внутреннего Кольца, которые все еще надеялись устроить диверсии, укомплектовать книги и документы или зачать ребенка во славу новой Германии.