Лесные солдаты
Шрифт:
Одиноко, печально, даже пусто делается на душе, когда не знаешь, что происходит с родителями и где они? В разную трескучую говорильню, которая доносилась до лейтенанта – немцы, мол, захватили Москву, – Чердынцев не верил. Никогда ещё не было такого, чтобы немцы завалили Россию, ни при Александре Невском, ни при Николае Втором… И не будет! Что касается матери, то она легко могла уехать куда-нибудь из Москвы – на Дальний Восток, например, или на Алтай к своим родичам…
Чердынцев снова углубился в карту.
Примерно в двадцати километрах от их базы пролегала железная дорога. А почему бы не тряхнуть
Заманчивая идея. Надо только узнать, кто из бойцов знаком с подрывным, с минным делом, умеет правильно заложить заряд под шпалы. Это раз. Из этих людей и будет состоять подрывная команда. Ещё надо будет создать группу разведки. Это два. Без разведки они будут слепы и глухи.
Чердынцев помял остывшие пальцы, протянул их к примитивной печушке, в которой, звучно пофыркивая, щелкая пузырями, вспухающими на сырых дровах, плескался огонь. За кирпичами также пришлось совершать рейд в село, на волокушах тащить их оттуда. Зато в лютые январские морозы, когда замерзшие на лету птицы начнут камнями шлепаться в снег, они не пропадут.
Командиром разведки надо назначить, конечно, человека, который и ходить беззвучно умеет, и стреляет без промаха, и глазом приметливым наделён… Из своих людей Чердынцев знал пока только одного такого – Ломоносова. А вот насчёт подрывников… Тут, как говорят заносчивые шляхтичи, надо «пшепшечить и зашвандить». Нужно поговорить с мужиками.
Оказалось, что с подрывным делом на сержантских курсах основательно познакомился Бижоев: он и противотанковую мину умел правильно поставить, и заряд закопать под рельсы так, чтобы он сработал в нужную минуту.
– Мы с комиссаром решили тебя командиром подрывной группы поставить, – сказал Бижоеву лейтенант. – Пойдёшь? – Вгляделся в маленькие карие глаза горца, словно бы хотел увидеть там что-то важное для себя. – Можешь сразу не отвечать, можешь подумать…
– Пойду, – твёрдым голосом произнёс Бижоев.
Чердынцев облегчённо вздохнул: ему показалось, что Бижоев откажется.
– Заглядывай вечером к нам с комиссаром, вместе поломаем голову, где достать взрывчатку, – сказал ему лейтенант.
Бижоев молча кивнул. Лейтенанту нравился этот человек – степенный, рассудительный, выглядит старше своих лет, говорит мало, делает много – настоящий горец. Всякое задание старается выполнить во что бы то ни стало, – собственно, Чердынцев тоже был таким, тоже умел доводить всякое дело до конца и выполнять задания.
Ломоносов стал командиром разведгруппы. А то, что у него в петлицах не было ни одного кубаря, ни одного эмалевого или жестяного, окрашенного в защитный цвет сержантского треугольника, ничего не значило – Чердынцев верил, что из маленького солдата получится командир.
Он-то, Ломоносов, и ушёл в первый рейд – надо было осмотреться, понять, что находится в двадцати километрах от базы в одну сторону, в двадцати километрах в другую, в двадцати километрах в третью – без точных данных из леса вообще не стоит показывать нос. Когда группа находилась в движении – тогда другое дело, можно было совершать налёты вслепую, а когда отряд стал оседлым, когда он прикован к одному месту – тут нужен совсем иной подход…
Чердынцев подумал, что
Неплохо бы наладить связь и со здешним райцентром – наверняка там есть люди, которым приход немцев, как кость в горле…
Через четыре дня из первого похода вернулась разведгруппа Ломоносова. Все раскрасневшиеся от мороза, улыбающиеся, довольные собою – на двух широких санках, сколоченных, чтобы возить воду, притащили девять немецких противотанковых мин, кроме них – два мешка муки, мешок гороха, часть коровьей туши, два мешка хлеба и старый сундук, поставленный на берёзовые плети и по самую крышу набитый картошкой…
Но это было ещё не всё – с Ломоносовым пришли окруженцы, десять человек, среди них – два лейтенанта.
Чердынцев обрадовался:
– Нашего полку прибыло!
А ещё больше обрадовался противотанковым минам: это было то самое, что надо. Лейтенант не удержался и азартно потёр руки – будет работа крепышу Бижоеву.
Бижоев тоже обрадовался минам и повторил жест лейтенанта – потёр руки, улыбнулся белозубо.
Жизнь на берегу реки Тишки понемногу налаживалась.
Через две недели группа Ломоносова совершила бросок к райцентру, к Росстани – крупному посёлку, в котором и свой маслозавод был, и две МТС – машинно-тракторные станции, и кирпичное производство, поскольку неподалёку от Росстани ещё двести лет назад местные жители разрабатывали глиняный карьер и занимались обжигом, и льнопрядильная фабрика имелась – на ней работала едва ли не треть всего женского населения района, и птицефабрика своя была… Правда, сейчас всё производство свернули, не до него было, но немцы, похоже, решили восстановить его: им и куры требовались, и масло с яйцами, и хорошие нижние рубахи для парней из Силезии, мёрзнущих на холодном русском фронте, и вообще много чего нужно было, потому и требовалось, чтобы над предприятиями дымили трубы, а народ выходил на работу и до седьмого пота вкалывал на армию рейха.
Ломоносов, которому лейтенант отдал собственный бинокль, обвёл окулярами дома райцентра и выругался: во дворе льняной фабрики толпились тёмные, закутанные в шали фигурки женщин. Среди баб неторопливо, с помещичьей важностью расхаживали двое полицейских с белыми повязками на рукавах, с винтовками, закинутыми на плечо.
Маленький солдат сплюнул на снег:
– Во обнаглели! Ничего не боятся!
Рядом с ним лежал Игнатюк. Он тоже сплюнул на снег и, стянув с головы шапку, отёр себе подкладкой лицо. Рыжая голова его настоящим костром, приметным издали, заполыхала в пространстве. Ломоносов толкнул его:
– Ты чего демаскируешь разведгруппу? Шапку надень!
Игнатюк поспешно натянул шапку на голову.
– Так-то лучше, Рыжий. Не то немцы заметят твой котелок и устроят нам кордебалет.
– Мы ответим своим кордебалетом.
– Отвечальщик хренов, – Ломоносов отрицательно крутнул головой. – Наше дело – разведка: смотреть, слушать и всё запоминать, а бой, пиф-паф – это для нас не главное… Это – потом. Понял?
– Чего ж тут непонятного? – Игнатюк стукнул костяшками пальцев по голове. – Бестолковка моя всё схватила… Понял, в общем.