Лесные Вехи
Шрифт:
Мужчина, не долго думая, разобрал каменный завал и подрубил мешающие корни. Хоть бы лаз был не глубоким. В получившийся вход пролезла голова и одно плечо, спертый запах звериного жилья ударил в нос. Кошачьему зрению понадобилось немного времени, чтобы привыкнуть к темноте внутри. На расстоянии вытянутой руки друг на друге лежали пять телец. Ни звука не шевеления… Но где-то между ними есть искорка жизни.
Кончики пальцев едва доставали до крайнего щенка. Иван вылез и Кладенцом слегка расширил вход – теперь он смог залезть поглубже. Рука дотянулась до холодных телец, крайние уже задубели,
Легонько, двумя пальцами он прикоснулся к груди мальца, сосредоточив на кончиках пальцев всё своё восприятие. Тихо-тихо, едва ощутимо под тонкой кожицей отсчитывало последние минуты слабенькое сердечко. Живой!
Он еще раз переложил остальных щенков. Ни в одном больше не было искорки жизни. И, пока ступа, оставленная у места гибели родителей, летела на его зов, аккуратно подхватив малыша вылез из осиротевшего логова и спрятал за пазуху холодное тельце. Прямо под рубаху, к самой коже, чтобы ничто не препятствовало потоку живительного тепла.
– Погоди, малец. Живи ещё! Йега тебя мигом на ноги поставит. Вот увидишь – прошептал он под рубаху прежде чем застегнуть доху.
*****
Тепло. Уже не хочется свернуться клубком, поджав под себя все лапки и хвостик. А наоборот, хочется растянуться как можно сильнее.
В животе призывно заурчало. Тепло, но по-прежнему голодно. Ею не пахло. Пахло по-другому, совсем по-другому. Надо позвать её. Что бы пришла. Родная, теплая, вкусно пахнущая молоком.
Он открыл беззубый рот и позвал.
Где другие? Почему не зовут? Тепло и мягко, но никто не шевелится рядом. Веки плохо слушались, и открыли только маленькие щелочки. Но и этого было достаточно, чтобы понять, что очень светло. Так светло никогда не было. От неожиданности он даже заморгал, пытаясь прогнать наваждение. Но ничего не менялось. От страха он замолчал и попытался залезть обратно в темное и мягкое тепло, но не успел. Тельце бесцеремонно подняли в воздух.
Яркая. Смотрит внимательно, но угрозы от нее не исходит. Наоборот, какое-то спокойствие. Может покормит? Он ещё раз пискнул, но на этот раз жалобно. Помогло. Положила. Гладит. Как мама языком, так она рукой по спинке. Теперь надо открыть рот.
В десны уткнулось что-то твердое и в пасть наполнилась теплой жидкостью. Не молоко, но от напитка изнутри разливалось тепло и покой. Потом ещё порция и ещё. Немного попало в нос, он чихнул. И только потом получил молоко из похожего на сосок матери рожка.
Тепло. Сытно. Спокойно. Спать…
Огромный кот прыгнул к засыпающему щенку, вылизал перепачканную мордочку и заодно широкими движениями и всю остальную шкурку, от ушей до хвостика. Каждый раз, когда шершавый язык касался тела малыш слышал, скорее чувствовал, утробное урчание: «Урррс… Уррррс… Урррс…». Сон смежил маленькие глазки. Он бежал, бежал куда-то, а вдалеке его звали: «Урс… Урс…».
*****
Иван снова у тел. Малец в надежных руках и лапах: Ярв с порога кинулся опекать сиротинушку – сам когда-то был маленьким, брошенным, беспомощным, а у
Родителей и остальных щенков было решено похоронить. Но рыть мерзлую землю, даже с Кладенцом не хотелось. Да и не для того он. Йега в котле показала старую брошенную барсучью нору в пригорке недалеко от места трагедии. Иван расширил вход, так чтобы можно было положить тела и только потом вернулся за погибшими.
Тело волка уложил первым, затем тело волчицы и между ними разложил волчат. Семейство барсуков, видимо было обширным – места хватило для всех. Свод норы Иван обрушил тем коротким заклинанием силы, которым когда-то его приложила ведунья. Вход дополнительно привалил камнями. Вот и готово последнее пристанище для бедолаг.
Всё это отняло много сил и душевных, и физических. Поэтому Иван просто ввалился ступу и настроился на Йегу, но та была занята поиском кормилицы для малыша и не могла оторваться на управление ступой. Ведун переключился на кота, но вместо ощущения пути увидел спящего волчонка и почувствовал кошачье: «Урррс… Урррс…». Усатый нянь не собирался отвлекаться от подопечного, пришлось править самому.
*****
Большой черный моет, как та, которая пахла молоком, только язык шершавый. Яркая больше не приходила, а кушать уже хочется. Он повернул голову и уткнулся носом в черный мех. Нет, тут молоком и не пахнет. И, только собрался затребовать еду, как раздался грохот. От страха малыш поглубже зарылся в густой мех и кот тут же прикрыл его огромной лапой, ещё и положил сверху голову, закрывая щенка от посторонних глаз.
– Ладно уж тебе, нянька мохнатая. Давай-ка сюда! Посмотрю, кого там Макошь нам подкинула.
Большие руки бесцеремонно подняли, покрутили в воздухе, подняли уши, брыли и зачем-то хвост.
– Мужик!
– Урс! – отозвался кот.
– Пусть будет Урс…
Малыш в руках жалобно пискнул.
– Йега, он есть опять хочет. Нашла кормилицу?
– Покорми пока сам, молоко в плошке, рожок рядом. А после, как заснет, отнесём его в берлогу. Тут у медведицы недалече берлога. Двое народилось, но хиленький умер почти сразу. Так что молока на нашего подкидыша хватит.
– На медвежьем значит выкормится – дело! Будет мне сподручнее с большим зверем. Расти Урс! Крепни! Мы с тобой ещё полмира обойдём.
Но Урс уже не слушал никого. Лениво допивая остатки молока, он погружался в свой щенячий сон. И снилось ему голубое небо, мягкие белые пушистые облака и качающиеся верхушки деревьев, убегающих вдаль под сильными лапами. А теплое солнце пригревало и гладило спину нежно намурлыкивая: «Уррррс… Уррррс…»
Демид.
Вечер вступал в свои права, расправляя длинные тени на земле и скрадывая от невнимательного взгляда все лесные секреты. В такую сумеречную пору не каждый заметит меж деревьев сухонькую фигурку в коричневых штанах и зеленом кафтане. Не слышно ступая даже на самые сухие ветки, Алесий начинает свой ежевечерний обход. Надо всё проверить перед тем как весь лес затихнет перед зарей.