Лестница грез
Шрифт:
Дня два прошло. Даже краситься на работу перестала. На все комплименты особо нахальных вообще не реагировала. И вдруг звонок из планового отдела, спрашивают: какой товар я в транзитной ведомости написала, не могут разобрать.
– Раки.
– Какие к черту раки?
– трубку разрывал противный женский голос.
– Сраки ещё напиши! Откуда они взялись?
Слышу, как на том конце отчаянно лаются между собой. Мат-перемат, ищут какие-то накладные, крики - не наша продукция, афера. Где Зина?
– Не знаю.
–
– Его нет на месте.
– Аты кто? Новенькая?
– Да.
– Как зовут?
– Оля.
– Кто принёс тебе эти накладные?
– голос в трубке продолжал настойчиво выспрашивать.
– Мужчина какой-то. Он много сразу принёс, просил, чтобы я их ему проштамповала. Последняя была с этими раками. Я всё разнесла, копию, как положено, подшила.
– Наберут дур малахольных, и потом мучайся с ними. А под суд, если что, нам идти.
В трубке раздались короткие гудки.
Что же я такое натворила, чего не доглядела? Убей бог, догадаться не могла. Еще прознают, что на шоколадку купилась, зачем взяла? Не прошло и нескольких минут, как увидела несущегося на всех парах Лейбзона. Его брючки на тонких кривых ножках трепетали как паруса, волосы стояли дыбом.
– Рассказывай, что здесь произошло. Тихо, спокойно, смотри на меня, я тебя ругать не буду. Хто тебе подсунул эти бумаги? Как не знаешь? От это да, шлёпать нашей печатью она знает как, а кому и на что, не знает.
– Честное слово, не знаю, думала, раз принёс, так все знают.
Лейбзон развернулся к высоченному диспетчеру, который от его грозного вида стал на глазах уменьшаться до размера карлика.
– Та чёрт её знает, кому она шо нашлёпала.
Эта наглость меня взбесила: как?
– Вы с ним шушукались, за руку здоровались, как хорошие знакомые. Ещё спросили: какими судьбами, какое дело у него до вас?
Лейбзон скосил на меня свои лучезарные глазки и с ехидством доканывал диспетчера:
– Володенька, ну и какими судьбами?
– Так разве усех упомнишь? Усе крутятся, уся шоферня. Понятия не имею.
Лейбзон подтолкнул диспетчера ко мне поближе: вот так лучше будет.
– Припомни, деточка, что тот тип ещё говорил. Кто еще был?
Я совершенно растерялась, в голове крутилась только эта проклятая шоколадка.
– Он сначала Зину Марковну спросил, я ответила: ее нет, и она уже не работает. Тогда он достал из портфеля свои бумаги, сказал, что спешит очень, и просил быстро проштамповать.
– Да, Володенька, интересно получается, как бы из-за этих раков нас всех раком не поставили бы. Пошли-ка, красавчик, со мной, разбираться будем.
Диспетчер понуро поплёлся за Лейбзоном, я выскочила вслед и громко крикнула:
– Леонид Михайлович, а как мне, ещё работать или за расчетом бежать?
– Трудись дальше, деточка, только повнимательнее будь,
Он рассмеялся и так быстро скрылся за дверью конторки, что я не успела ему ответить, что никакое не люблю.
На следующий день на пороге нашей комнаты появилась гром- баба, так в Одессе называют очень крупных женщин. Крашеная блондинка с громадной халой, залакированной под цемент, и с ещё большим бюстом.
– Меня зовут Лилия Иосифовна, я из планового.
А я-то подумала: тетка солидная, наверняка директор какого-нибудь магазина, их же много по городу, еще не со всеми познакомилась. А оказалось, та самая, которая вчера орала на меня по телефону.
– Я не обязана тебя учить, но Леонид Михайлович поручил тебя просветить.
Первая ее лекция затянулась часа на полтора. Она рассказывала живо, интересно, с примерами, не занудно, как преподаватели с институтских кафедр, которые смыслили в теории, но, наверное, ни одной базы живьем не видели.
Я стала задавать вопросы и почувствовала, что ей моя любознательность по душе.
– Ты где-то учишься, на каком курсе?
Я хотела смолчать, что летом закончила нархоз, но вопрос моей новой наставницы прозвучал настолько неожиданно, застал меня врасплох, что, покраснев, честно призналась. Мы оказались однокашниками, только я занималась на дневном, а она, как большинство одесситок, на вечернем, а на работу сюда, на базу, пришла в семнадцать лет.
Искорка дружелюбия сверкнула между нами. Я ей как на духу призналась, что избранная профессия меня совсем не увлекает. Лилия Иосифовна посмотрела на меня поверх очков, улыбнулась: это потому, что ты ничего в ней пока не кумекаешь, иначе не допустила бы промашку с раками.
– А как вы ее так быстро узрели?
– Вот это и есть профессия. Сумма товарооборота резко увеличилась, раки же не огурцы с помидорами, дороже. Стали искать: откуда подарок судьбы? Оказалось, из самого Парижа.
– Откуда?
– я обомлела.
– Того самого, французского. В Измаиле ловят и в Париж самолетом отправляют. Это им раки кушать, а не нам. Мы картошечке с квашеной капустой рады. В общем, Лейбзон сам разберётся, куда уходят наши сраные фонды. А этому измайловскому кадру я не завидую, за такие махинации и в тюрьму угодить недолго. Где раки зимуют, он теперь точно будет знать. Подставить нас хотел, говнюк паршивый.
В окошко постучал водитель Алексей. «Это за мной», - Лилия Иосифовна поднялась из-за стола, подхватила свои здоровенные сумки, полные документов, и уже в дверях, улыбнувшись, предупредила: печать забирай с собой домой, без присмотра не оставляй и никому никогда не доверяй! Здесь друзей быть не может. Если что, в чём сомневаешься, звони мне. Не стесняйся, всё спрашивай.