Лестница грез
Шрифт:
Я бы этому жлобу ответила, но мне было не до него, сильно приперло, и я понеслась в туалет, потом выпила из чайника тёплой воды и бухнулась на стул. Сердце больше не билось. Всё, слава богу. Жаль только мои туфельки, им, по-моему, пришла хана, да и новый костюмчик испачкала в этой засранной машине.
Вдруг Артём поднял панику:
– Неполные ящики, и пустые есть, обули они тебя, Ольга, по самые яйца. Забыл, у вас их нет, по самую...
Мне было не до его ругани, я громко заревела. Такую недостачу в жизнь не покрыть. А как сказать дома, убьют, сколько раз бабка предупреждала: смотри в оба, слишком
Моя начальница, хотя и хворая, пришла все-таки на работу уже после того, как я уехала в Ильичевск, и в соседней комнатке ругалась с Эдельманом. Я слышала, как она заставляла его признаться, что подставил девчонку, это всё его жидовские штучки. Решили потащить меня к Лейбзону. Анна Павловна шла впереди, Эдельман плёлся с шофером следом, а я, почти в бессознательном состоянии, ковыляла за всеми. Лейбзона не застали. «Он на складе общественного питания», - Женька тряпкой тщательно оттирала заплёванную телефонную трубку.
Я лихорадочно искала выход из создавшегося положения. На меня же всё повесят, нужно как-то сообщить своим, но как? Телефона дома нет, только у Леньки. А вдруг меня сегодня же посадят, как все они страшат. Хоть бы до Жанки, дядькиной жены, дозвониться, предупредить. По побледневшему лицу секретарши поняла, что дела мои хуже некуда.
Жанночка сняла трубку:
– Оля, ты?
– Да, Жанночка, у меня неприятности на работе, скажи Лёне, меня посадят.
Женька вырвала трубку из моих рук:
– Ты что, сдурела такое нести, кому звонила?
– Подружке.
– Может, всё обойдётся, а ты всем сама растрезвонишь.
Первым в кабинет ворвался Лейбзон, за ним вся королевская рать. Он был весь на взводе: что ещё эта барышня отчебучила?
Эдельмана, обычно такого меланхоличного, словно подменили. Затараторил, мало того, что его склад и так пострадал от разрушения, так ещё и это горе, свалившееся на бедного еврея. Эта просвистушка, видно, пошла на сговор в Ильичёвске, одна или с шоферюгой. В общем, большая недостача, пустые ящики привезли. Он отказывается их принимать, пусть комиссия разбирается, милиция ищет виновных, дело возбудят. Товар выгружен отдельно.
Повисла тишина.
– Не такой уж ты, Эдельман, бедный еврей, не плачься, лучше подумай, как девчонку выручать будем, - Лейбзон подошёл ко мне, по-отечески положил руку на плечо. Я готова была на всё, но такого тёплого к себе отношения с его стороны не ожидала и разревелась окончательно.
– Попробуем тебя отбить, хорошую характеристику напишем. Добросовестная, трудолюбивая, ни в чём раньше замечена не была. Может, и дадут какой-то срок, но условный. Доказать, что в Ильичёвске тебе не додали, нет никаких шансов. Ты же всё сама подписала. Так? Так. Будут давить на ваш сговор с водителем. Но ты же с ним не сговаривалась? Нет? Нет.
Тут водитель снова заголосил, что это всё она, безмозглая, а он только руль крутил.
– Заткнись, - обрезал его Лейбзон.
– Я так думаю, пока мы у себя постараемся всё уладить. Бросим шапку по кругу, в беде не оставим, а ты постепенно рассчитаешься. Так будет по-честному, или я не прав? Говори, что молчишь? Этот шофёр где-нибудь останавливался, ты его одного с товаром оставляла? Нет. Значит, его отпускаем, он ни при чём, а ты пиши расписку.
Какую? Я обвела своим зарёванным
Слёзы у меня высохли. Всё стало как-то безразлично. Напрасно тычет мне Женька эту расписку. Пока Леонид Павлович не подъедет, ничего подписывать не буду.
– Ой!
– крикнула Женька, глядя в окно.
– На ловца и зверь бежит. Милиция уж подъехала.
Лейбзон мгновенно прильнул к окну.
– Это с нашего района, а ну все отсюда на улицу. И ты с ними, с тобой потом решим. Тихо, слёзы утереть, без них обойдёмся. Вот нюх у легавых, не везёт тебе, девочка.
В дверях первым показался начальник ОБХСС, а следом мой дядька при полном при параде. Как я рванула к нему: Лёня! Я не виновата! Он, по-моему, первый раз после моих крестин обнял меня, поцеловал и усадил за собой.
– Николай Семенович, дядя Коля, я не виновата.
– Сейчас разберёмся, кто виноват и насколько, - начальник ОБХСС уселся за стол Лейбзона.
– Так шо за шум, а драки нет?
– Вот это гости, какими судьбами! Мы всегда рады видеть вас, - залебезил Лейбзон. Он стоял посредине комнаты и крутился вокруг своей оси, протирая платком на огненно-красном лбу и такой же лысине крупные капли пота.
– Мы прибыли по вызову, от вас звонок поступил, с этого телефона, - начальник ОБХСС развернул аппарат к себе.
– На вверенной нам территории произошло ЧП.
– Уважаемые гости, вы ошиблись, разве у нас кто-нибудь милицию вызывал?
– Лейбзон уставился на Женьку. Обычно бледная, она стала ещё бледней, даже рыжие веснушки побелели.
– Я вызывала!
– теперь мне нечего было бояться, я, как школьница на уроке, даже руку подняла.- Все же кричали, что по мне тюрьма плачет за мои грешки, вот и предупредила, где меня искать.
От такого признания у Лейбзона рожица расцвела в обаятельной улыбке; все его кошачьи движения говорили, что он готов станцевать «семь сорок» от счастья. Пронесло...
– А вы кто ей будете, если не секрет?
– обратился он к Леониду Павловичу.
Дядька мой побагровел и тихим голосом, от которого мороз по коже у всех пошёл, процедил сквозь зубы:
– Я представляться вам не собираюсь, а вот вы ответите на все интересующие нас вопросы.
– Какие вопросы, нет проблем, только людей отпущу и с вами продолжим, - Лейбзон явно сник, не ожидал такого поворота событий. Женька выскочила из кабинета и меня выпихнула, я увидела, как за дверью она лихорадочно рвет на мелкие кусочки ту самую бумажку, которую мне хотели подсунуть подписать.