Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
– Командир, - говорит плотная смуглянка в ямочках, - я могла бы остаться, Творец - свидетель. Вот смотри, И-Кен со мной, он мне друг и... прикасался ко мне... но я домой хочу, понимаешь? Меня его старики приняли, у меня имя уже здешнее, а мне Чангран снится, командир. Я отца повидать хочу, я Чангран хочу повидать, хоть один-разъединый раз! Дура я, скажи? Дура, да?
Северянин И-Кен обнимает её за плечи. Высокая девушка с северной причёской, даже с цветными бусинами, украшающими глянцево-чёрные локоны, говорит, терзая пальцами завязки на вороте
– Мы все здесь - дуры. Законченные. Или дураки. Это не вопрос. Но - ты же знаешь, как может хотеться домой, Львёнок? До иглы в душе...
И все начинают говорить разом, все протягивают руки, чтобы дотронуться до Анну и Элсу, до их одежды, до волос - благословение лянчинцев.
– Львёнок, храни тебя Творец, всё, вроде, хорошо, но не хочется думать, что отец проклял...
– Львёнок, веришь - я не девка, я была командиром сотни, мне это всё несносно...
– Командир, дома т-чень цветут, а тут ещё только бутоны, и то - не везде...
– Ирсу точно сказала - игла в душе...
– Понимаешь, отец совсем дряхлый, ведь умрёт, не простив - а за что?!
– А бесплотным в Кши-На делать нечего, бесплотных язычники ненавидят...
– Скажи, Львёнок, ведь убьют нас всех дома-то? Я же чувствую - убьют, а не идти не могу...
– Мне-то уже терять нечего...
– Я только хочу, чтобы братья знали - я никого не предавала, я не сдавалась, меня ранили...
– Львёнок, радость моя, возьми меня в свиту, я ни к кому не прикоснусь, как девка, я - твой солдат!
И Элсу пожимает чьи-то руки, Кору обнимают и тискают, а Анну стоит в окружении преданно смотрящих на него девушек, кивает, краснеет, кусает губы - и взгляд у него влажный. Он даёт всем высказаться, потом говорит сам.
– Все знают, что такое "сестра"? Это - как брат, только женщина. Вы - волчицы, вы - сёстры. Мы вернёмся домой, мы сперва пойдём в Данхорет, а потом в Чангран. И мы скажем всем: не может быть, чтобы сестра-солдат, отдавшая половину себя за Лянчин и за Прайд, была проклята! Мои люди больше никого никогда не бросят.
– В священном писании сказано, - говорит худой парень с горящими глазами и отросшими патлами, южанин и бестелесный, я думаю: не ворочается язык назвать его никудышником даже про себя.
– Женщине от Творца положено быть рабыней. Вот где наша беда.
Анну задумывается не больше, чем на пару секунд - он уже окончательно решил для себя этот вопрос.
– Это, я думаю, написали не пророки, - говорит он твёрдо.
– Это написали предатели, гады паршивые, которые сейчас служат Льву Львов. Это Наставники, они могут переписать слова пророков, они врут, когда им выгодно. Они доносят Льву Львов на честных солдат, предают, вынуждают к клятвопреступлениям.
После первой же фразы он говорит в полной тишине. Даже у девочек потрясённые лица. А Анну продолжает:
– Мы с вами найдём честных Наставников и заставим их прочесть правду. А то они нам читают одно, а Льву Львов - другое. И всё - ложь.
Волки из свиты Эткуру кивают. Красотка
– Вы ведь все готовы умереть, да?
– спрашивает Анну тепло.
– За правду, плечом к плечу с братьями? И Золотые Врата пройти вместе с братьями - чтобы братья поручились за вас перед Творцом? Готовы, да?
Они готовы. Они в ужасе и восторге, они догадываются, во что может вылиться эта кампания, но готовы они на все сто процентов и на Львят смотрят с обожанием. Смущают Эткуру - простолюдины его не баловали честными и сильными чувствами. Элсу оттаял; он покашливает, его, кажется, несмотря на все мои старания, чуточку лихорадит - но он готов общаться или сражаться равно. У Мидоху вид человека, готового в огонь за любимого командира, и его присутствие воодушевляет Маленького Львёнка.
Пока лянчинцы выясняют свои отношения, Ар-Нель берёт Дин-Ли за локоть и отводит в сторонку. Я прислушиваюсь; они беседуют очень тихо, но тема в высшей степени интересна.
– Уважаемый Господин Дин-Ли, - говорит Ар-Нель, - судя по вашему виду, вы из тех, кто сражается за деньги. Не думаю, что Львята готовы вам заплатить - не говоря уж об этом несчастном из каменоломен, за которого вы отдали... сорок золотых? Шестьдесят? И ведь - не за него одного, верно?
Дин-Ли склоняет голову.
– Именно так я вас себе и представлял, Глубокоуважаемый Вассал Ча. Государь очень высокого мнения о вас, а Государыня настаивала, чтобы я передал вам уверения в её благоволении и любви также и на словах, - и вытаскивает из рукава письмо, ловко и непринуждённо закрывая ладонью и печать, и обрез.
Ар-Нель чуть улыбается, мгновенно прячет письмо в свой рукав.
– Так вы из...
– и так снижает голос, что я не могу разобрать, к какой государственной службе Ча отнёс Дин-Ли.
– Польщён. Прежде мне не приходилось общаться с бойцами такогоранга.
Дин-Ли снова кланяется.
– Вы проницательны, Господин Вассал Ча. Ваши друзья в Столице не зря относятся к вам именно так, как относятся.
– В отряде есть ещё ваши люди?
– спрашивает Ар-Нель.
Дин-Ли качает головой.
– В этом нет нужды. Госпожа А-Рин, Советница при Штабе... вы догадались, кого... она считает, что самое лучшее - это просто дать униженным и несправедливо списанным со счетов возможность присоединиться к защитникам справедливости. Я склонен согласиться с ней в этом.
– Госпожа А-Рин? Говорящая-С-Птицами? Это - боевой псевдоним?
Дин-Ли улыбается.
– Она говорит, что это - имя, данное родителями. Но подходит в высшей степени. Если птенцы Одноглазого Филина присматривают за порядком в Столице и ловят крыс, как им и положено, то орлы, с которыми беседует Госпожа А-Рин, летают высоко, видят по обе стороны границы, охотятся на более крупную добычу и будут готовы прийти на помощь Львятам, если эта помощь окажется совершенно необходимой.