Лестница из терновника. Трилогия

Далин Макс Андреевич

Меч Ди скользнул по мечу Старшего до гарды - и Старший остановил руку Ди в одном вздохе от своего горла. Они замерли в отчаянном напряжении, лицом к лицу, в позе "Встреча Буйволов" - и Старший выдохнул:

– Я под тебя не лягу. Умереть легче.

– Я - твой паж, - проговорил Ди сквозь зубы.
– Только паж. Не посмею убить господина.

Мгновенного усилия Ди, потребовавшегося на слова, хватило Старшему, чтобы освободиться и отпрянуть. В следующий миг меч Ди коснулся плеча Старшего; царапина казалась неглубокой, но

кровь тут же залила рубаху Старшего до пояса.

– Я заберу тебя в свой деревенский дом, - усмехнулся Ди, скидывая со лба мокрую чёлку.
– И моя Матушка огорчится, что моя благорождённая жена - неумеха. Ты же думаешь, что пирожки растут в огороде?

– Твоя мать огорчится, что её любимица - наложница Князя, а не законная жена мужика, - парировал Старший насмешку, как фехтовальный выпад. Это было бы почти как раньше, если бы не реакция Ди - он отшатнулся, будто его ударили хлыстом.

– Я не буду наложницей, - огрызнулся Ди.
– Я - не игрушка для тебя.

– Моя жена уже решена, - рассмеялся Старший, и смех прозвучал зло.
– У тебя выбора нет.

Ди стиснул зубы, легко уклонился от удара и полоснул Старшего по правой руке чуть выше локтя - двигаясь небрежно, почти играючи. Взгляд Старшего стал отчаянным. Тяжёлые чёрные капли запятнали светлые каменные плиты. Ра оглянулся на Мать; она смотрела на сражающихся, ломая пальцы. Поединок близился к концу - и конец обещал быть ужасным. Ди оказался более сильным бойцом, Старший вряд ли мог долго держать оружие в раненой руке. Ра подумал, что ожидается как раз тот ужас и позор, который Мать предвидела, запрещая Старшему Брату драться с Ди острым оружием.

Но в этот момент Старший прищурился, облизнул губы и ударил снизу, а Ди даже не попытался парировать удар или увернуться. Он даже отвёл в последний миг руку с мечом - и клинок Старшего, не встретив сопротивления, вошёл в тело Ди ниже рёбер, с поражающей лёгкостью, будто Ди был бесплотным духом.

На миг оба замерли. Старший расширившимися глазами смотрел на кровь, текущую по лезвию. Кто-то в толпе вскрикнул, и Ра показалось, что Мать облегчённо вздохнула.

Ди подставил левую ладонь под капающую кровь - и провел вдоль клинка окровавленными пальцами. Он улыбался - и живые краски выцветали на его лице.

Старший то сжимал, то разжимал руку на рукояти меча, с выражением нестерпимой боли. У него, очевидно, не хватало решимости ни выдернуть меч, ни прикончить Ди - и Ра подумал, что Старший всем сердцем жалеет и о том, что согласился на поединок, и обо всём, что успел сказать другу перед его смертью.

– Ты зачем?
– прошептал Старший еле слышно.
– Я бы женился, я бы - что угодно... Зачем ты?!

– Врёшь, - Ди улыбался, и струйка крови вытекала из уголка его губ.
– Не надо. Живи, Н-До. Всё хорошо.

Он протянул Старшему меч, и это простое движение, похоже, окончательно обессилело его. Старший бросил меч, чтобы помочь Ди осторожно

опуститься на камни. Лицо пажа уже было изжелта белым.

– Я подхожу тебе по одному-единственному знаку, - выдохнул Ди с кровью, протягивая Старшему раскрытую ладонь.
– Вот по этому.

Старший потянулся навстречу, и их ладони, соприкоснувшись, совпали идеально, как любой предмет совпадает с собственным отражением в зеркале.

– Не умирай!
– взмолился Старший, будто Ди мог его послушаться.

– Всё хорошо, Н-До, - простонал Ди. Он больше не мог улыбаться.
– Всё правильно. Ты меня хотел - я изменяюсь для тебя. Я твой. Вытащи меч, очень больно.

– Прости, - шепнул Старший. По его лицу текли слёзы, которых он, кажется, не замечал. Старший ухватился за рукоять меча с решимостью человека, собравшегося заколоться, и изо всех сил рванул его на себя. Из глубокой раны Ди хлынула кровь; он инстинктивно попытался зажать её руками, его лицо приобрело бесконечно удивленное выражение - и Ди мягко завалился на бок.

– Ди, - окликнул Старший, занеся руку, будто хотел потрясти Ди за плечо, но побоялся причинить ему боль.
– Погоди. Так нельзя. Я ещё не успел...

Он ещё не успел ничего понять, подумал Ра и догадался, что тоже плачет.

Потом Старшего Брата оттаскивали от трупа, а он рыдал и цеплялся, с ног до головы в своей и чужой крови. Потом Мать перевязывала раны Старшего, а он покорился, словно оцепенев, с равнодушным опустевшим лицом. Потом Отец вернулся из города, куда с утра уезжал по делам - и его встретили приготовления к похоронам, спокойная печальная Мать и родители Ди, не смеющие показать свою тяжёлую скорбь и не способные радоваться чести, которой Ди удостоился - почётной смерти на поединке с аристократом чистейшей крови.

Ра не мог принимать участие в общей суете. Он сидел в кустах, в крохотной естественной беседке из зарослей розовой акации, уставший от слёз, полупьяный от сладкого запаха, и пытался уместить в голове жестокие понятия взрослого мира. Ра думал, что ему страшно не хочется взрослеть - не понимая, что эти мысли сами по себе означают начало взрослости.

Ра впервые в жизни думал, что мир зол и несправедлив. Он ненавидел незнакомого Яо, похожего на юного ведьмака, испытывал к Старшему Брату странную смесь жалости и злости - и не мог вспоминать о Ди. Ди он любил.

Ра вспоминал собачек и лошадок, когда-то в светлом детстве связанных Ди из сухой травы и подаренных ему, вспоминал, как ловили сверчков, как Ди учил его швырять нож в цель, как Ди, Старший Брат и сам Ра, радостно к ним прибившийся, отдирали кору со старого валежника, собирали толстых белых личинок и жарили их на углях, устраивая себе шикарное угощение далеко от дома... Вспоминать игрушки, сверчков и жареных короедов было легче, чем вспоминать лицо Ди, бледное и вымазанное кровью, и его прощальную улыбку пополам с болью.