Лестница к Звездам

Француз Михаил

— Сергей Васильевич Мусоров я, Ваше Величество. Начальник медицинского пункта Московского Гвардейского.

— Приятно познакомиться, Сергей Васильевич, — ответил на представление Иван Александрович. — Долго мне лежать ещё?

— До утра, думаю, — сказал Мусоров. — Нет, вы, как истинный Бессмертный, можете уже и сейчас покинуть капсулу, но я бы не советовал. Вы же не мазохист, нет?

— Нет.

— Это хорошо. Просто, сейчас вы находитесь в капсуле, ваше тело погружено в специальную жидкость. Она позволяет вам не двигаться, не опасаясь пролежней, не испытывая дискомфорта от неподвижности и пребывания в одном положении. Так же, в её состав входят слабые

анестетики, миорелаксанты. Ну и лекарства с необходимыми питательными веществами вводятся вам внутривенно. Ещё разные дополнительные виды терапии, вроде слабых электрических импульсов. Вообще, эта капсула является модернизированным, слегка упрощённым и адаптированным регенератором. Специальная разработка для пилотов. А, если вы встанете, то сможете почувствовать полностью всю гамму непередаваемых ощущений, из-за которых к Бешеной Осе только самоубийца вторым пилотом сядет. Хотите?

— Нет. Точно не хочу. Как сама Настя?

— Спит. Она же не вы. Она же ещё и ментально вымоталась. Она ведь ещё и бой вела, рекорды показывая: двенадцать «космиков» и пять штурмовиков — это вообще за гранью. Как у неё боезапаса-то на всех хватило?

— Машина была специальная. С увеличенным БК. Секретная разработка. Первое полевое испытание.

— Точно встать не хотите? — с легким сарказмом усмехнулся Сергей Васильевич.

— Нет.

— А то может, всё-таки хотите?

— К чему вы это? — нахмурился Император. Бровями тоже двигать было больно. Над уровнем жидкости возвышалось только его лицо. Видимо поэтому и чувствовал нормально Иван только его. Хотя, чем дальше, тем меньше ему этого хотелось: лицо болело.

— К тому, что надо быть мазохистом с суицидальными наклонностями, чтобы не будучи профессиональным пилотом-испытателем, лезть в бой на экспериментальной машине, — пояснил свою мысль Мусоров. А Иван не нашёлся, что ему на это можно было бы возразить. — В общем, Ваше Величество, вам снотворного дать? Или пригласить ваших генералов сюда? Мозгами вы шевелить можете, если желание такое есть. И говорить.

— Зовите, — тяжело вздохнул Император. — Я должен быть в курсе происходящего. Не то время, чтобы можно было отлынивать от обязанностей.

— Ну, как знаете, Ваше Величество, — пожал плечами доктор. — Но я бы, всё-таки советовал вам хорошенько выспаться. А уже утром, на свежую голову, с величественным видом и монаршим достоинством…

— Не искушайте, Сергей Васильевич… Зовите генералов.

***

Глава 30

***

Гвардии старший лейтенант Анатольин лежал в медкапсуле медотсека авианесущего крейсера «Волевой». Он не спал. Не мог почему-то заснуть, хотя прошедший бой дался ему очень нелегко. Вымотал он его, как ментально, так и физически. Не экономил Валерка в этом бою ни сил, ни боезапаса. Он ведь этот бой на полном серьёзе полагал своим последним боем. Не крайним, а именно последним. Не было у него надежды выжить в этом бою. Была надежда только побольней укусить напоследок. Побольше врагов забрать с собой, чтобы «не так скучно было в Ад проваливаться». От того и атаковал без приказа, уведя за собой всё звено. От того и орал в эфире, как ненормальный: понимал, что не придётся за это после отвечать. Так как не могло для них быть никакого «после».

А теперь вот оказалось, что есть. И это «после» уже наступило. И в этом «после» был отступающий враг, был приказ возвращаться на крейсер, был шлюз и стыковочный модуль, была палуба, были крепкие руки техников, вытаскивающие его уже неспособное самостоятельно двигаться тело из пилотского кресла, перекладывающие

его на носилки.

В этом «после» был медотсек, и была медкапсула. И была тишина. И был погашенный свет.

Валере не спалось. Может, конечно, ненадолго он и проваливался в легкую дрёму раз или два за время своего лежания. Может быть — все же организм своё берёт, от этого никуда не денешься. Может быть. Ненадолго. Но эти моменты проскользнули мимо его сознания. Зато не проскользнули тишина и темнота медотсека. Тишина и темнота.

Тишина не была полной. Её наполняло едва слышимое гудение аппаратов. Размеренное дыхание спящих людей. Иногда, бульканье жидкости и даже похрапывание. Но именно наполняло, а не нарушало. Это всё было её составной частью.

Как и темнота не была абсолютной. Её разбавляли свечения разных мелких индикаторных свето-элементов на аппаратах и пультах, отсвет лампы дежурного освещения возле стола дежурящего в помещении медика, мерцание звезд на имитирующих окна плоских настенных экранах, на которые выводилось изображение, получаемое с забортных камер.

Тишина и темнота. Они окутывали, укрывали, убаюкивали. Но Валере всё равно не спалось.

Он пялился в потолок, который едва мог различить при таком освещении. Пялился в потолок, а перед глазами появлялись и исчезали моменты прошедшего боя. Ракеты. Взрывы. Трассы лазерных очередей, мельтешение обозначений и индикаторов тактической сети в режиме «дополненной реальности», подсвеченные красным «космики» противника, обрисованные зелёным контуром союзные Универсалы. Спидометры, гироскопы, шкалы мощностей, индикаторы готовности ракет, остатка мощностей на лазерах… счёт в углу.

Валера не знал, что за прколист писал оболочку для их тактической сети. Тем более не представлял, зачем этот человек добавил в эту оболочку «счет». Однако, он там был.

Ранее, у Валерки в этом месте всегда красовался золотой нолик. Он менялся на красные единички или двойки только в учебных дуэлях и групповых боях, по окончании которых, вновь возвращаясь к своему золотому значению. Учебные «фраги» на «счёт» не падали.

Сейчас же Валера закрывал глаза и видел перед собой тройку. Золотого цвета цифру три там, где не должно быть ничего, ведь шлема на его голове не было и реальность ничем не могла дополняться.

Эта золотая тройка не была настоящей. Она была только в его памяти. Валера просто помнил её. Помнил, как выглядел «экран» перед тем, как он снял с головы свой шлем. Точнее, ему помогли его снять. У самого бы Валеры сил на это уже не хватило — он все силы потратил на бой.

Три. Три сбитых «космика». Три убитых им человека. Убитых, не раненых. Пилотов космических истребителей не бывает раненых. Пилот космического истребителя может быть только жив или мёртв. Жив, если его машина цела. И мёртв, если нет. Тут не могло быть того, что было в атмосферных воздушных баталиях, когда пилот мог быть подбит, ранен, но при этом мог вернуться раненым, истекающим кровью, но живым на базу. Или катапультироваться и долететь до земли живым.

Здесь так не прокатит. Катапультирование предусмотрено, естественно, было. Вот только воспользоваться им очень сложно — слишком велики скорости. Гасить их чем? Отлетит от разрушающегося истребителя капсула с пилотом, а дальше что? По инерции её так и будет нести дальше по направлению вектора скорости… пока не врежется в остатки другого истребителя, куски космического мусора, либо не попадёт под шальной лазер, либо не вылетит в открытый космос. Вероятность выжить в спас-капсуле во время боя — какие-то там теоретические проценты. То ли два, то ли три.