Лестница в Эдем
Шрифт:
Глава 9
Заботливый недруг
Люди – совмещающиеся сосуды. Злоба одного мгновенно ощущается другими и становится их собственной. Даже скрытую злобу не спрячешь. Так же и свет становится светом тех, кто рядом, при условии, что в первое мгновение ты не позволишь мраку и недоверию захлестнуть твой огонек.
– Ждать нэ надо? – сипло спросил Мамай.
Сегодня он был на желтой «Волге» с шашечками, непрерывно колотил
С другой стороны, зорко-умная Дафна уже в самой этой сверхдостоверности усматривала фальшь и натяжку. Как только некая форма или психологический тип становятся настолько ясными, что легко и охотно поддаются пародированию, это верный признак того, что в самое ближайшее время этот тип или форма исчезнут совсем. Жизнь, как и литература, не любит исследованных ходов.
– Ждать не надо. Потом лучше еще раз приедешь, – сказал Меф.
– Точна нэт? Ну на нэт и суд тоже нэт!
Высунув в окно свою круглую, точно у раздобревшего кота, голову, хан точным плевком убил воробья и, газанув, исчез в бензиновом облаке. Вслед за Депресняком Меф из любопытства подошел к воробью. От того осталось немного – несколько перьев и хвост.
– Знаешь, чем он плюет? – спросил он.
Даф не знала и знать не хотела. Физиологические подробности были ей мало интересны.
– А вот и напрасно. Калибр 7,62, да еще со смещенным центром!
Меф поднял голову навстречу моросящему дождю. Прямо перед ними тянулся длинный, геометрически неправильный дом с арками. Он то приближался к Каменноостровскому проспекту почти вплотную, то странным зигзагом от него отползал.
– Ты уверена, что это тот самый дом? – спросил он с сомнением.
– Вообще-то адрес записывал ты, – напомнила Даф.
– А-а! Ну тогда тот самый! – сказал Меф и изо всех сил попытался припомнить, называл ли ему Ромасюсик номер подъезда и квартиру.
Пока он припоминал, где-то высоко окно вдруг брызнуло осколками. Прямо к ногам чудом отскочившего Мефа в стеклянном ливне упал и разлетелся вдребезги тяжелый горящий стул. Депресняк зашипел. Дафна схватилась за флейту. Из разбитого окна пятого этажа высунулась шоколадная физиономия Ромасюсика.
– Кукусики! Мы тута!
– Ты что, сдурел? – закричал на него Меф.
– Это не я! Это Прашечка захотела показать, в какой мы квартирке! Она беспокоится, что вы потеряетесь! – донесся извиняющийся голос.
Убедившись, что стекла уже перестали сыпаться, Меф перешагнул через стул. Обломки его догорали.
– Она очень заботливая, ты не находишь? – спросил Меф.
– Она действительно заботливая. Просто не всегда понимает, каким образом заботливость правильно проявлять, – отвечала Даф, раз и навсегда взявшая себе за правило всегда говорить о Прасковье и вообще обо всех
Они как раз подходили к подъезду, когда оттуда вышел высокий парень примерно тех же лет, что и Буслаев. Меф, не знавший кода, подбежал и придержал дверь ногой. Парню это не понравилось, и он что-то пробухтел на тему, что не нанимался тут всяким двери открывать.
– Значит, освоишь новую профессию, – сказал Меф.
Парень обиделся и стал пинать его по ступне, чтобы закрыть подъезд. Буслаев небрежно оттолкнул его и пропустил Дафну.
– Только тронь еще – убью! – зашипел парень.
Одной рукой он схватил Мефа за ворот, а другой начал лихорадочно рыться в кармане в поисках непонятно чего.
– Газовый баллончик в другой куртке! Ну, которая без капюшона! – заботливо подсказал Меф.
Парень на мгновение оцепенел. Буслаев воспользовался этим и, сделав ему легкий кистевой залом, выкинул из подъезда. Опомнившись, парень стал рваться в подъезд для драки, но Меф уже заварил дверь изнутри легким прикосновением пальца.
– Мощная вещь – эта точечная сварка! Всего-то мизинцем коснулся, но минут десять продержится! – похвастался он.
Дафна дважды ткнула пальцем кнопку лифта, что у нее, с ее выдержкой, означало раздражение.
– Может, ты перестанешь задирать людей? – с досадой сказала она Мефу.
– А кого я задирал-то? Он первый полез!
– Но он же правда открыл тебе дверь!
– Он открыл ее себе! – уточнил Меф. – По мне, так сделал случайно хорошее дело, радуйся, что его сделал, сиди и не квакай. И потом, что я, доказуху, что ли, не узнаю?
– Кого-кого? – непонимающе переспросила Дафна.
– Доказуху. Это мое внутреннее слово. Если парень развивается нормально, он в детстве часто дерется, много вопит, но потом довольно быстро успокаивается. Так?
– Примерно, – неохотно согласилась Даф.
– Если же он маменькин сынок, из тех, которым треники при плюсовой температуре под брюки поддевают и за ушками бальзамом мажут, то в детстве его колотят, конечно, немилосердно. И в школе, и во дворе. Причем особенно старается какой-нибудь один «злобный Вася», которого доказуха считает своим личным врагом и которого втайне боится до дрожи в трениках.
– Не издевайся!
– Я и не издеваюсь. Я просто объясняю, как бывает. Зато где-то к старшей школе или младшим курсам института в доказухе начинает созревать мужество, чисто из чувства компенсации, и он потом всю жизнь колотит грушу, носит с собой нож-бабочку и мечтает порвать кого-нибудь, как тузик грелку. А самое потешное в этой ситуации то, что «злобный Вася», из-за которого доказуха и сделался доказухой, давно стал примерным толстеньким пингвином и ходит в магазин покупать сыр с дырками.