Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры
Шрифт:
Время от времени Муни сходил с ума, но ради прикола. Он расшвыривал барабаны по сцене, пробивал в пластике дыры, ломал палочки, прыгал на тарелки, и уничтожал всё до щепок. Зрелище подходило больше для психбольницы, чем для рок-клуба.
И хотя публике пришлись по вкусу сцены неистового разрушения, она не была той самой, для кого The Who могли позволить делать это каждый вечер. Возможно группы типа Led Zeppelin или даже The Who в расцвете славы могли покрывать расходы от подобных выходок. Но в 1965 и 1966 годах, когда я работал с группой, эти устрашающие ураганы вызывали лишь огромные долги. Это вам не просто поменять струны раз в неделю; Таунсенд и Муни гробили дорогие инструменты, а по ходу дела,
С самого начала Джон Энтуисл и Роджер Долтри были шокированы деструктивными выпадами и их стоимостью. «Это абсолютно нелепо, — кричал Джон на Питера одним вечером. — Мы теряем деньги каждый концерт! Мы бы заработали больше, если бы просто не выходили!»
Но Питера не волновали логические доводы. «Отвали! — орал он в ответ. — Это то, что мы делаем! Это часть шоу. Фэнам нравится. Прими это!»
Я не лез в эти свары. Я знал, что Энтуисл прав, но не мог вмешиваться. Однако, разлад внутри группы меня беспокоил. Насколько хватит группы, спрашивал я себя, когда все друг на друга набрасываются?
В конце концов, Энтуисл перестал жаловаться, поняв, что без толку тратит силы и никогда не сможет контролировать Таунсенда. К счастью, группа начала зарабатывать больше денег, разрушения приобрели терпимые размеры и не сильно мешали успеху The Who.
В первые месяцы 1966 года наркотики и алкоголь начали играть важную роль в моей жизни. Они вселяли радость, а остальное отходило на задний план до следующий пригоршни таблеток — лёгкий способ получить удовольствие. Со временем наркотики серьёзно начали влиять на Муни и в особенности на меня. Мы часто отрубались, что сильно нас напугало. В тот момент я почувствовал, что мои дни работы с группой сочтены.
В августе 1966-го я ехал по Лондону на большой скорости, машины по пути шарахались в стороны, и только полицейские сирены и проблесковые маячки вынудили меня съехать на обочину. Это был мой третий штраф за превышение скорости, и два дня спустя суд постановил отобрать у меня водительские права. Из-за того, что основная работа с The Who состояла в вождении фургона, им нужно было найти другого, кто возил бы их на концерты. Я был взбешён потерей работы, но винить мог разве что только себя.
В последние дни работы с The Who они играли на благотворительном мероприятии на стадионе Уэмбли, вмещающем 10 000 человек. Наряду с ними выступали лучшие команды рок-музыки: The Beatles, The Rolling Stones, The Yardbirds, The Animals, The Walker Brothers, и Лулу. The Who вышли перед Роллингами, и сет был восхитительный — от «La La Lies» до «The Good's Gone», от «Much Too Much» до «My Generation». Даже в этом случае Стоунз и Битлы, выступая друг за другом, заставили позабыть обо всех, кто выходил перед ними. Когда Мик Джеггер гарцевал по сцене, давая волю спектаклю под названием «Люцифер рока», я подумал: «Кто может сделать лучше?»
Тридцать минут спустя Битлз сделали. Джон, Пол, Джордж и Ринго вышли на сцену и едва не сорвали крышу зала. «I Feel Fine»… «Ticket to Ride»… «We Can Work It Out»… «She Loves You»… «A Hard Day's Night». К счастью, они сыграли всего двадцать минут; а если бы остались чуть дольше, десятитысячная толпа испытала бы массовую остановку сердца. Это был волшебный, возбуждающий и совершенно утомительный вечер.
И снова, мой аппетит возжелал чего-то лучшего. Я знал, что хочу остаться в этом бизнесе и чувствовал, что готов к большему, чем The Who.
Часть 1
1. Аварийная посадка
— Ричард, что-то случилось с одним из Led Zeppelin.
Джулио Градалони пришёл ко мне с мрачным выражением лица, он нервно копался в портфеле и наконец, вытащил газету и положил её на стол между нами.
— Что вы имеете в виду? — я спросил его, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Что случилось?
Джулио был моим адвокатом; коренастый, серьёзный юрист за пятьдесят. Он сидел напротив меня в комнате свиданий тюрьмы Ребибиа недалеко от Рима. Я сидел за решёткой около двух месяцев по подозрению в терроризме. Все эти недели пребывания в тюрьме я был в замешательстве и вообще растерян, отчаянно, но тщетно, пытаясь убедить полицию и прокурора, что мой арест — это большая ошибка, и я не самая подходящая кандидатура для взрыва, чем сам Папа Римский. Но в это утро конца сентября 1980 года Джулио заставил меня забыть о своих проблемах.
— Один из музыкантов умер, — ответил Джулио, стараясь остаться невозмутимым.
— Умер! — я обмер. После почти двенадцати лет работы тур-менеджером Led Zeppelin, четыре члена группы — Джимми Пейдж, Роберт Плант, Джон Пол Джонс и Джон Бонэм, — стали мне как братья.
Какое-то время мы с Джулио не произнесли ни слова. Затем я, запинаясь, спросил: «Кто это — Пейджи?» Джимми такой хрупкий, подумал я, такой слабый. Может быть кокаин или героин в конце концов сделали своё дело. Его тело, должно быть, не выдержало.
Джулио, не глядя мне в глаза, внимательно всмотрелся в итальянскую газету и приготовился переводить статью о Led Zeppelin.
— Нет, — ответил он твёрдо. — Не Джимми Пейдж. Вот, что в статье написано: «Джон Бонэм, барабанщик Led Zeppelin, найден мёртвым в доме другого участника знаменитой группы…»
Джулио продолжал читать. Но после первых строк я перестал слышать его голос. Я оглох, вцепился в края стола и уронил голову. Я тяжело дышал, сердце бешено колотилось.
— Бонэм умер, — повторял беззвучно я про себя. — Чёрт, просто не могу поверить. Только не Бонзо. Почему он?
Я откинулся назад. Это должно быть какая-то ошибка. Это же бессмысленно. Он такой сильный. Что могло убить его?
Я перебил Джулио на полуслове: «В газете написано, от чего он умер? Наркотики?»
— Ну, — ответил Джулио. — Ещё неизвестно. Но они говорят, что он выпил слишком много алкоголя в тот день. Похоже, что он выпил смертельную дозу.
Джулио попытался сменить тему. Он хотел поговорить со мной обо мне. Но я просто не мог.
— Давайте в другой день, Джулио — пробубнил я. — Не могу думать сейчас.
Не помню, как я дошёл до камеры. Я залез на койку и безмолвно уставился в потолок. К горлу подкатывала тошнота, когда я думал о жизни без Боэнма… без безбашенных соло на барабанах, его заразительного смеха и жажды приключений, которое возникало в нас за долгие ночи, проведённые в пирушках.
— С тобой всё нормально? — один из сокамерников, Пьетро, наконец спросил меня, перекрикивая шум доносящегося радио.
— Не уверен. Один из моих друзей умер.
Меня старались подбодрить, но я не слышал слов. В конце концов, эмоции выплеснулись через край, и я не выдержал. Бросив подушку в стену, я завопил: «Чёрт! Я гнию в грёбаной тюрьме за то, чего не делал! Я не был с другом, когда он умер!»