Лестница якобы
Шрифт:
Увидев растерянный взгляд Якобы, руководительница махнула рукой:
– Новенький? Читайте, читайте!
И по-махновски лихо бухнулась за одну из парт посередине зала.
Что прочитать этим монстрам поэзии? Чем удивить или хотя бы расположить к себе? Лихорадочное перелистывание обнажило тот самый стих. Якобу обдало горячим ветром афганских пустынь. Когда «за речкой» все начиналось, он служил на заставе поваром. Он видел, как самолеты и вертолеты летели на ту сторону. Он был в самом сердце будущей войны. Повоевать не успел, потому как дембельнулся, но ощущение войны осталось в памяти
– Стихотворение «Черная речка»! – задребезжавшим от волнения голосом сказал Якоба. – Посвящаю ребятам, погибшим в Афганистане.
Летят на ту сторону вертушки
Суровая пора настала
За речкою вовсю грохочут пушки
И жить тем многим уже очень мало.
Все кто стоит вокруг не все погибнут,
И кто-то к матери домой вернется,
Но кому-то нет несчастья в той године сгинуть,
А кто-то с боя никогда уж не вернется.
Я помню пороха разрывы и снаряды
И долгий бой в пустыне Кандагара
Мы любим мир и никогда на свете
Мы не хотим здесь нового пожара.
Голос Архипа по мере чтения креп, передавая собравшимся все более возвышенные эмоции, а в конце Якоба почувствовал слезы на щеках, и с удивлением обнаружил такие же слезы понимания у многих из сидевших в зале поэтов. Только руководительница непонятно ухмылялась. Впрочем, женщине не обязательно понимать суровую мужскую военную поэзию.
Лешина вежливо похлопала вместе со всеми и все же исправила не слишком приятное о ней впечатление.
– Поприветствуем нашего нового автора, – сказала она. – Прекрасный жизненный опыт позволит ему написать еще много замечательных стихов! А мы поможем!
Все-таки прекрасный! Поняла-таки мысль! Ну что же, нормальный руководитель!
Еще полчаса все читали свои произведения. Алина Лешина тоже «блеснула». На удивление Архипа, это оказались незрелые, даже туповатые строчки. Сами посудите:
Закутав плечи в облака,
на крышах осень почивала –
все чаще окоченевала
ее шафранная рука.
Кто кого закутал? Во что? В облака? Почему почивала? Какая рука? При чем здесь экзотическая приправа? Нагромоздила Алина Игоревна бог весть чего и выдает замысловатой поэзией. До Пушкина ой как далеко! Впрочем, у всех нас есть свои недостатки. От последней мысли Архипу вдруг сделалось так тепло и уютно, как у мамы в детстве на печке. Ведь и вправду, все мы люди, все мы ошибаемся, но главное, что все мы – одна большая поэтическая семья!
– Хорошие у вас стихи.
И пожалел, что сказал. Говорит же русская мудрость, что есть вещи, которые лучше не трогать.
– Неплохи, – согласилась руководительница, – а вот ваши плоховаты. И правильно, что пришли к нам. Поможем, что называется, раскрыться. Возведем на поэтический Олимп.
Сколько самомнения! Какой пафос! Архип ничем не выдал охватившего его отвращения и быстро отошел в сторону.
Тут же почувствовал, как кто-то его трогает. Секретарь. Альбина Петрова.
– Она у нас такая! Жесткая. Я бы сказала, жестокая. Не слушайте, хорошие у вас стихи. С душой. С сердцем. Вот, возьмите книжечку, тут теория стихосложения. Прочитаете и будете с ней на одном уровне. Недорого. Пятьдесят рублей.
На счастье, в кармане нашлась сотка. Архип с волнением распахнул тонкую брошюрку и понял, что это именно то, что ему сейчас нужно. Тут тебе и «рифма», и «ямб», и «хорей», и даже какой-то «амфибрахий»! Боги послали ему спасение – поэтическую грамотность. Горячо поблагодарив секретаря за чудесную книжку и положив в карман сдачу, Якоба попрощался с собравшимися, пообещав обязательно явиться на следующее заседание ровно через неделю.
глава пятая
Всю ночь Архип Семенович изучал удивительный трактат. Всего десять страниц, а сколько мудрости, сколько концентрированной полезной информации, собранной за сотни лет торжества поэзии! Ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест, спондей! Математика стиха! Арифметика звучания вечности!
Мир распахнулся перед поэтом в потрясающей, скрытой от простого обывателя, невероятной и в то же время доступной теперь красоте. Всего за одну ночь Якоба стал другим человеком. Теперь он понимал все, чего не видел раньше. Теперь он был согласен даже с Лешиной, даже с Некрасовым. Совершенно справедливо критиковали они его творения, полные души, но напрочь лишенные гармонии.
Архип бросился к своим стихам и обнаружил множественные нарушения хорея и ямба в написанном. О, как же далеки его стишки от того, что Пушкину казалось естественным и понятным по причине того, что гений учился в лицее, где наверняка проходили такие вещи.
Под утро уставший от волнительных событий Якоба заснул, сжимая в руках книжицу и твердо зная, что такое четырехстопный хорей и пятистопный ямб.
Разбудила Нинель.
– Ты б поел, Архипушка! – глаза заботливые, добрые. – Тебе через час к детям идти.
– Что бы я без тебя делал, сестрица! Хорошая ты моя!
За завтраком Архип не удержался:
– Всё, Нинелюшка! Я просветился!
Нинель посмотрела с интересом.
– Я понял, как писать стихи, чтобы они были как у лучших, как у Пушкина, Лермонтова, Рубцова. Представляешь, есть четкие правила, есть созвучие, есть такие интересные вещи, о которых я даже не подозревал!
Нинель кивнула. Ну да, она же учитель литературы, кое-что из этого знает и так. Может, не настолько глубоко, как открылось Якобе, но ей не в диковинку все эти анапесты…