Леся Украинка
Шрифт:
Но самыми интересными были дальние прогулки. После завтрака в горенку заходил дядька кучер и, посоветовавшись с мамой, торжественно объявлял, куда и в котором часу предполагается выезд. В назначенное время у свежевыкрашенного, сверкающего желто-голубыми красками крыльца останавливалась повозка. На почетном месте, выстланном сеном и покрытом ковром, усаживались тетя Саша и гостившая у них приятельница Ольги Петровны по гимназии Анна Ивановна Судовщикова. Между ними — на правах самой маленькой — Леся. На дне повозки устраивались Михась и Шура — дочь Судовщиковой. Лиде же, как старшей среди детей, позволяли садиться на облучок, рядом с кучером. Когда наконец все удобно рассядутся, кучер легонько
Несколько раз взрослые брали с собой на охоту детей. Отправлялись на рассвете: одни — лошадьми, другие — на лодках по Случи. На опушке дубового леса, у крутого поворота реки, разбивали лагерь. Взрослые уходили в лес, и оттуда доносился лай собак, звуки выстрелов. Дети же охотились за грибами и ягодами. А Леся тем временем плела веночки из лесных цветов, вместе с мамой и Лидочкой училась петь народные украинские песни. Чаще волынские: «Виступцем тихо йду», «Пociю я рожу, поставлю сторожу», «Бувайте здоровi, шляхи та дороги» и другие…
Так Леся и не заметила, что проехали уже полдороги — переправились через речку Смолку и остановились у какой-то хаты — то ли корчмы, то ли почтовой станции, — одиноко приютившейся у дороги.
На следующий день после обеда шепетовский почтовый поезд приближался к Киеву. Вот за окном промелькнул разъезд Пост-Волынский, Косачи начали готовиться к выходу. Не успели Михась и Леся сойти с подножки вагона, как оказались в крепких объятиях своего дяди. Драгоманов поздоровался со старшими и обратился к маленьким Косачам:
— Расскажите мне, Мишелосие, понравился ли вам железный конь?
— А мы больше уж не Мишелосие, — с обидой в голосе возразил Михась. — Мы разделились на имена: теперь нет Лоси, а есть Леся, и я не Миша, а Михась…
— Отчего же вдруг?
— На рождество у нас гостил мальчишка, который очень гордился своим рыжим хромым жеребенком, а мальчишка выговорить «лоша» [1] не мог и говорил «лося»… Очень это сердило Лесю, и она упросила маму, чтобы ее называли по-настоящему…
1
Лоша (укр.) — жеребенок.
Во время этого рассказа Леся чувствовала себя как-то неуверенно и, только увидев, что дядя Михаил приветливо улыбается, поняла, что он одобряет ее. И уже без тени смущения начала рассматривать дядю: стройный, высокий, с длинными темно-русыми волосами и такими же усами и бородой, он оживленно о чем-то говорил с мамой.
Поднялись на виадук, соединяющий платформу, привокзальные улицы и площадь. Отсюда, сверху, открылась великолепная панорама. Наверное, каждый, кто впервые видел Киев с этой точки, на всю жизнь запомнил его. Яркое весеннее солнце не спеша клонилось к горизонту. Косые лучи ласкали золотые церковные и монастырские купола, плотным кольцом окаймлявшие город. Тысячи окон ослепляли отраженными лучами — яркими снопами света, сливавшимися в одно огненное небесное море над древним городом. Пораженные этим зрелищем, все остановились, будучи не в силах оторваться от него, вырваться из плена нахлынувших чувств…
Спустя несколько минут лошади звонко цокали копытами по незнакомым улицам. Но Леся ничего
Драгоманов снимал квартиру в районе нового Киева на улице Кузнечной, 36 (ныне ул. Горького). Это была небольшая пристройка из четырех комнат. В одной поместили старших гостей, в другой, где жила Лидочка, — детей. Светлица осталась для друзей и знакомых, которые сейчас, накануне отъезда Драгоманова за границу, приходили очень часто. Хозяевам достался кабинет Михаила Петровича.
ВО ДВОРЕ ЖИТЕЦКИХ. НАРОДНАЯ ПЕДАГОГИКА
_ Этот приезд в Киев принес Лесе много нового. Взрослые предоставили детям полную свободу, и ребята целыми днями бродили по усадьбе. В Киеве было так же просторно и вольготно, как дома. Вокруг сады и левады. Товарищей же намного больше, чем в Новоград-Волынском. Дети очень любили бывать у Житедких, на Мариино-Благовещенской, 55. Украшение их усадьбы — беседка с фигурным парапетов и резными карнизами, из-под которых свисала плетеная решетка.
Солнце все больше торопило весну, и снег быстро таял, очищая все закоулки усадьбы и образуя множество веселых, звонких ручейков. В конце концов они сливались в один, и именно здесь, у «настоящей реки», ежедневно торчали «мореплаватели»: они управляли «кораблями разных стран», отправлявшимися в огромный «океан», разлившийся у соседней усадьбы. Здесь прилаживались мачты и паруса, и корабли, гонимые легким весенним ветерком, уплывали невесть куда, в неведомые дали.
Не менее привлекательными были и качели под старым, кряжистым орехом. Здесь рождалась дружба маленьких Косачей с их ровесниками Житецкими — Гнатком, Павликом, Тарасом, Богданом.
В первый день знакомства Лесе запомнился один курьезный случай. Все дети сидели под орехом и рассматривали картинки в какой-то старой книге. Затем начали состязаться в декламации: по очереди становились на качели (это было своеобразное поощрение «артисту»), раскачивались и громко читали стихи или пели песни. Леся выразительно прочла басню Глебова «Былина», Лида Драгоманова спела игривую песенку на немецком языке, которую она выучила, путешествуя вместе с родителями за границей.
Гнатко выступал первым и теперь вдруг засомневался в своем успехе. Недолго думая он снова забрался на качели и, явно гордясь тем, что недавно выучил молитву «Верую», запел: «Чаю воскресения мертвых…» Проходивший мимо Михаил Петрович остановился и, сдерживая шутливые интонации, сурово предложил певцу:
— Если хочешь чаю, пошел бы в дом и попросил у матери…
Леся слышала, как после дядя упрекал Гнаткова отца за то, что тот учит детей молитвам, воспитывает их в религиозном духе. Вот так когда-то и мать Лесина выговаривала няне за то, что она засоряет детям головы поповскими предрассудками. Хотя Леся и понятия не имела, что это такое, «поповские предрассудки», но ей и в самом деле не нравились тягучие, монотонные изложения житий святых отцов и затворников печерских.
Другое дело — различные истории, легенды, воспоминания, которые слышала Леся от своей матери! Все это из жизни, и все очень интересно, иногда смешно и остроумно, а иногда жутковато и грустно. Правда, здесь, в Киеве, мама находилась обычно в обществе взрослых, которые чаще всего собирались у Лысенко или Старицких. Лишь изредка, когда ей слегка нездоровилось, оставалась дома с детьми. Усаживались вместе на диван и перебирали предания старины. В народных легендах и сказках, в воспоминаниях из истории рода Косачей Ольга Петровна усматривала огромное воспитательное значение.