Летать так летать!
Шрифт:
— Никак нет! — сказал лейтенант С., вытянувшись и прижав кулаки к бедрам.
— А ну-ка… — подозрительно сказал подполковник, — покажите руки.
Лейтенант, опустив голову, протянул подполковнику кулак и нехотя разжал его.
На испачканной пеплом ладони лежал раздавленный окурок.
— Герой! — сказал подполковник. — В следующий раз глотай — надежнее будет. Доложите командиру экипажа, что я наложил на вас взыскание. И скажите спасибо! За ЧП на учениях знаете, что полагается? Трибунал!
И, спустившись
— Что за подпол? — спросил борттехник.
— Да фиг его знает, — пожал плечами правак и лизнул обожженную ладонь.
В конце зимы 1986 года борт № 22 послали в командировку в город Белогорск. Вертолет потребовался для парашютной сборной авиаторов Дальневосточного округа. У сборной на носу были всеармейские соревнования, но почему-то не оказалось воздушного транспорта для тренировок.
Командировка для летчиков — тихая радость. Для холостых — удаленность от начальства, утренних зарядок на морозном стадионе, построений, словом — бесконтрольность. Для семейных — все то же самое плюс удаленность от дома и полная бесконтрольность. Один экипаж, трое единомышленников, глядящих в одном направлении — где бы отдохнуть как следует.
В принципе, командировочный экипаж обладал полной властью над теми, из-за кого прилетел сюда. Смелые и жадные парашютисты готовы прыгать сутки напролет. Но летчик может остановить их одним мановением руки:
— Смотрите, какая облачность, энтузиасты.
— Какая облачность? Это легкая дымка, сейчас все рассеется.
— Вот когда рассеется…
А когда рассеивалось, наступал обед. А зимой после обеда и до темноты недалеко. Так и работали. Ну, иногда под яркое солнце и бодрящий морозец, в охотку разве что. И если голова не болела.
Но на второй командировочный день с утра все было по-честному. Повалил снег. Прыжки, конечно же, отбили. Экипаж даже не выезжал на аэродром.
— Третья готовность, — объявил командир. — Потаскаем кровать на спине с перерывом на обед, и если снег не перестанет, после обеда мы свободны.
Снег после обеда только усилился. Лежать надоело.
— А пойдемте-ка, прогуляемся, я познакомлю вас с городом нашей дислокации, — предложил командир.
Борттехник Ф. задержался, потому что нежился в постели. Поднявшись, он надел (следите за очередностью!) гражданскую рубашку, зимние кальсоны, джинсы, накинул меховую летную куртку и выскочил вслед за уходящими летчиками.
Командир быстро и уверенно шел сквозь мягкую метель. Конечно же, он, бывавший в этом городе не раз, вел своих лейтенантов на центральную улицу Белогорска, где находились рестораны «Томь» и «Восток».
В один из них они и вошли. Отряхнули от снега шапки, воротники, сняли куртки, сдали их в гардероб. Борттехник задержался, получая номерки, потом подошел к зеркалу,
— Отойди от меня, безумный китайский летчик!
Борттехник Ф. посмотрел в зеркало… То, что он увидел, совершенно не вязалось с его представлением о себе. Зеркальный борттехник Ф. был в джинсах, из-за пояса которых торчали голубые китайские кальсоны, натянутые поверх рубашки почти до груди…
Приводя в порядок форму одежды, борттехник проворчал:
— Ты же не сказал, что мы в ресторан! Прогуляемся, прогуляемся…
Экипаж хорошо отдохнул, и наутро все его члены чувствовали себя очень плохо. Но закосить было невозможно — погода стояла прекрасная. Все необходимые условия — солнце, мороз и синее небо — были в наличии. Экипаж притащился на аэродром, и прыжки начались.
Прыгуны загрузились, вертолет, разбежавшись, оторвался от полосы и пошел в набор. Когда набрали необходимую высоту, командир, страдальчески морщась, сказал:
— Я бы сейчас без парашюта выбросился. Зря мы вчера погоду сломали. На землю хочу. Пусть вываливают, и мы сразу вниз.
Борттехник отстегнул парашют, развернулся лицом в грузовой салон. Выпускающий подкорректировал курс, вышли в заданную точку, прыгуны повалили из вертолета. Выпускающий махнул борттехнику рукой и лег грудью на поток.
В пустом салоне гулял морозный ветер трех тысяч. Нужно было закрывать дверь. Борттехника тошнило. Поискал глазами свой страховочный пояс и нашел его. Пояс болтался на тросе для вытяжных фалов там, куда его отодвинули парашютисты — в самом конце салона. «Скоты», — процедил борттехник и встал.
Он сразу понял, что до страховочного пояса ему сегодня не добраться. Если же нацепить парашют, то один случайный толчок висящего под слабыми коленями твердого ранца способен в настоящий момент свалить с ног. Выпадать ни с парашютом, ни без оного борттехник не хотел. Уцепившись правой рукой за проем входа в кабину, мелкими приставными шажками он начал двигаться к открытой двери, за которой трепетало бездонное небо.
Борттехник уже почти дотянулся до дверной ручки…
И тут вертолет вошел в левый разворот с хорошим креном — командир торопился вниз. Вектор силы тяжести, приложенный к наклонной плоскости, естественно, расщепился на компоненты — и самая горизонтальная из них схватила больного и слабого борттехника, как волк ягненка, и толкнула к открытой двери. Когти его правой руки, царапнув металл, сорвались, подледеневшие подошвы его унтов заскользили по металлическому полу. Борттехник успел схватиться левой рукой за ручку двери, поймал полусогнутой правой рукой обрез дверного проема и уперся обеими руками, сопротивляясь выволакивающей его силе.