Летающие киты Исмаэля(сборник)
Шрифт:
— О’кей, — безучастно сказала Кармода. — Я буду дома через полчаса, если, конечно, по пути не попадется красивая девочка. Но сейчас это маловероятно. Город вымер. В буквальном смысле.
Он положил трубку и улыбнулся, представив гримасу отвращения на лице Скалдера. Теперь он, вероятно, будет стоять несколько минут, закрыв глаза и шевеля губами. Он будет читать молитву о спасении души, заблудшей, погрязшей в грехе души Джона Кармоды. Потом он повернется и пойдет наверх к Галлунксу, чтобы рассказать обо всем. Галлункс, одетый в рясу ордена Святого Джамруса, попыхивая трубкой и возясь с аппаратурой, спокойно выслушает все без
Кармода был уверен, что Скалдер не любит своего собрата по профессии и по религии почти так же, как и Кармоду. Галлункс принадлежал к ордену, который был весьма подозрителен в глазах более строгого и консервативного ордена Скалдера. Более того, Галлункс заявлял, что он сторонник теории эволюции, которая родилась внутри церкви. Последователи этой теории боролись за то, чтобы она стала всеобщей догмой. Это течение стало настолько сильным, что уже реально существовала опасность новой Большой Ереси. Многие полагали, что лет через двадцать пять, если стороны не придут к соглашению, в церкви произойдут большие перемены, а может, и раскол.
Хотя оба монаха старались сохранить между собой ровные и нейтральные отношения, Скалдер однажды сорвался. Это произошло во время обсуждения проблемы: можно ли монахам жениться. Хотя это был скорее вопрос дисциплины, чем теории. Вспоминая красное лицо Скалдера и его брызжущие слюной тирады, Кармода рассмеялся. Он и сам внес вклад во вспыхнувшую ярость монаха, вставляя шпильки. Он удивлялся, как можно всерьез говорить о таких пустяках. Только круглый идиот не может видеть, что вся жизнь человека — это шутка и единственный способ не остаться в дураках — это посмеяться вместе с шутником.
Странно, что эти двое так ненавидят друг друга. И тем не менее они оба, а также он, который не любил и презирал их обоих, оказались вместе для выполнения одной задачи.
— Преступление соединяет самых неподходящих друг другу людей, — сказал он однажды Скалдеру, пытаясь притупить ту ненависть, которая постоянно тлела в монахе.
Скалдер ответил ледяным тоном, что церковь работает с тем материалом, что находится под рукой. А в данном случае под рукой оказался Кармода. И не думает же он, что отвратить людей от фальшивой религии — преступление?
— Скалдер, — сказал тогда Кармода, — ты и Галлункс посланы Федерацией антропологов и вашей церковью, чтобы изучить так называемую Ночь Света на планете Радость Данте, а также, если получится, поговорить с Иессой, доказать, что он существует. Но вы хотите идти дальше. Вы хотите схватить Бога, сделать ему инъекцию наркотика и заставить его выступить публично, признать, что вся их религия — обман. И вы думаете, что на Земле вам это не вменят в вину?
На это Скалдер ответил, что готов нести любое наказание, но он не упустит возможности убить фальшивую религию в корне. Культ Иесса уже распространился на многих планетах. Он стал пародией на церковные обряды, да и еще к этому прибавляются жуткие кошмарные оргии. Многие планеты уже отказываются от церкви. Пример тому — планета Комеонас. Сам епископ и сорок тысяч из его паствы стали ее апостолами и…
Вспомнив это, Кармода рассмеялся опять. Он подумал,
Мог ли? А если ему придется верить? Что тогда? Что от этого изменится? Бывают ли на свете чудеса? Какое это имеет отношение к нему, Джону Кармоде? Джон существует вне всяких чудес, и если он погибнет, то уже, конечно, не воскреснет. А поэтому он всегда старается взять максимум из того, что может предложить ему эта маленькая Вселенная.
Немного хорошей пищи, немного хорошего виски, чтобы быть навеселе и испытывать удовольствие, наблюдать боль и страдания других людей, их бессмысленные заботы, которых они могли бы легко избежать, если бы немного подумали. Насмехаться над ними — а это самое большое удовольствие, ибо только смехом можно сказать миру, что ты ничего не боишься, ни о чем не беспокоишься. И это не поза, не наигранный смех, так как он, Джон Кармода, действительно ничего не боялся и никогда не думал о том, чему остальные люди придают огромное значение… И после этого смеха — спать. Последним, конечно, смеялся мир, Вселенная, однако Джон Кармода уже этого не слышал, он спал. Поэтому были основания считать, что последним смеялся он…
В этот момент Джон услышал чей–то оклик.
— Привет, Танд! — крикнул Кармода по–карренски. — А я думал, что ты пошел спать.
Танд предложил ему сигарету, затем прикурил сам, выпустил дым из узких ноздрей и сказал:
— Мне нужно закончить одно очень важное дело. На это у меня уйдет некоторое время, а потом я сразу пойду спать.
— Странно, — сказал Кармода, мысленно отметив, что Танд говорит уклончиво и из его слов ничего нельзя понять. — Я всегда считал, что ты думаешь только о высоких материях, о природе Вселенной, о том, как совершенствовать ваши души, но никак не о делах.
Танд рассмеялся:
— Мы не отличаемся от других народов, у нас есть свои святые, свои грешники и обычные люди. И тем не менее в Галактике о нас сложилось определенное мнение, которое прямо противоречит фактам. Одни считают нас расой аскетов, святых людей, другие, напротив, — расой развратных религиозных фанатиков, внушающих отвращение так называемым цивилизованным народам. О нас рассказывают всякие небылицы — особенно о Ночи Света. Когда мы прилетаем на другие планеты, к нам относятся как к ущербным. А я думаю, что каждая раса уникальна по–своему.
Кармода не стал спрашивать, какое же важное дело помешало Танду сразу лечь спать. По карренским обычаям это было невежливо. Он смотрел на Танда поверх тлеющего кончика сигареты. Танд имел рост шесть футов и был красив по карренским критериям. Как и большинство разумных существ в Галактике, его издали можно было принять за человека. И только если подойти близко, можно было увидеть, что это не человек. Лицо его было мало похоже на лицо человека. По его волосам, похожим на перья, по голубым ногтям, зубам сразу становилось ясно, что это житель планеты Радость Данте.