Летающий мир
Шрифт:
– Одери!
– Колокольчик! – раздался радостный возглас откуда-то из глубины. Когда глаза ее привыкли к полутьме, она увидела Одери в длинной изношенной хламиде из странного, переливающегося материала, видимо, когда-то красивого, надетой поверх вполне привычных трикотажных штанов.
Одери обнял Маркизу и повел ее в свой дом. Посреди главной, большой комнаты, на столе были разложены пучки трав.
– Вот, сушу свой чай. Когда будет зима, Одери станет пить чай из трав. В нем солнце останется. Пойдем, попьем чай из трав,
Маркиза вместе с Одери вошла в другую пещерку его жилища. Здесь у Одери была кухня. Благоухали травы, развешенные по стенам. Мягкий свет лился откуда-то сверху, и Маркиза уже знала, что там прорублено небольшое «окошко», заделанное стеклом и незаметное снаружи.
Маркиза устроилась за столиком и пила ароматный чай. А рядом Одери продолжал свою работу, перевязывая пучки травы тонкой веревкой.
– Одери, – сказала она, – сегодня у нас последний день. Мы улетаем завтра утром.
Длинные пальцы Одери дрогнули.
– Грустно, грустно. Так скоро.
Он замолчал, но потом тихо продолжил:
– Но Одери знает, – мы еще встретимся. – Одери и Маркиза. Будем петь.
– Конечно, Одери, – с готовностью согласилась Маркиза. Мы обязательно встретимся еще. И я вот о чем хочу тебя еще спросить… Ты знаешь об Онтарио?
– Вескис знает все, – сказал Одери. – Онтарио – это… он подыскивал слова, – это как весть.
– Вестник?
– Да, да, вестник. Онтарио приходит, – и мир меняется.
Он помолчал.
– Когда-то в нашу Синегорию пришло Онтарио тоже…
– Ты видел Онтарио? – брови у Маркизы изумленно взметнулись.
– Нет, нет, – Одери покачал головой. – Никто не хотел, чтобы мир изменился. Никто не был готов. Это было давно, так давно… Ни Одери, ни Вескис на свете не было еще.
– А потом?
– А потом – катастрофа, пш-ш-ш! – Одери развел руками. – Все. Синегории нет.
– Это от того, что Онтарио не взошло?
– Это от того, что мир не изменился. Онтарио – только знак. Вестник.
– Синегория… – протянула Маркиза мечтательно. – Где это?
– Теперь – нигде. Голос Одери был глух. – Это скрытая страна была. Для России, Украины, Джомэни, Польши – скрытая страна. В Синегории не знали о вас. А вы – о нас. Теперь – все, не о чем говорить.
Маркиза погладила Одери по руке и переменила тему:
– Одери, знаешь, я видела Онтарио. Это просто сказка. Такое яркое и глубокое, и грустное, и теплое… и нежное… и красивое… Она засмеялась. – Потрясающее.
– Да? – Одери улыбаясь смотрел на нее. – Теперь что?
– Теперь не знаю, – Маркиза стала серьезной. – Теперь нам надо лететь к нему. – Она задумалась на минуту. – Иначе будет катастрофа, да?
– Не знаю, – Одери качал головой, – не знаю. Одери не сможет лететь. Одери не летает в этом мире. Вескис умеет летать только. Вескис улетит, – Одери останется один.
Маркизе стало вдруг очень грустно.
– Нет, нет, что ты! – воскликнула она. – Это
И она взяла веревку и стала перевязывать пучки трав. Так они работали и работали,
пока все травы не были разобраны и перевязаны. А потом Одери сказал:
– Пойдем, я Синегорию тебе покажу.
Холодок пробежал по спине Маркизы. Она с готовностью встала из-за стола и прошла вслед за Одери в конец маленькой кухоньки. Там, незаметная глазу, в стене обнаружилась ручка. Одери потянул за нее, – и открылся проем в человеческий рост, завешенный легкой тканью. Ткань чуть шевелилась, и словно сама собой источала свет. Одери одернул полог и вошел. Вслед за ним вошла и Маркиза.
Грот, в которое она попала, оказался просторнее кухни. На стенах потрескивали свечи; но приглядевшись, Маркиза поняла, что перед ней не свечи, а некие светящиеся сгустки неизвестного материала. На стене напротив входа висел крест, чему Маркиза не удивилась, хотя и знала, что любое исповедание веры в стране запрещено – как противоречащее правам человека на толерантность.
Однако крест был единственным знакомым ей предметом. В остальном комната была наполнена абсолютно непривычными вещами. Несколько странных округлых предметов, исчерченных непонятными знаками, стояли на специально вырезанной для них округлой полке.
– Это что? – спросила она Одери.
Он замялся:
– Это… книги, палсы. Немного, но – есть. Что осталось.
Маркиза прикоснулась к одной из них и ласково погладила. Неожиданно книга открылась. Маркиза увидела вновь знаки, знаки и знаки, но, внимательно приглядевшись, она «увидела» каким-то внутренним зрением проступающую сквозь них картинку, – и словно начала понимать…
– Уау, ничего себе! – воскликнула она пораженно.
Одери улыбнулся.
А перед Маркизой словно разворачивалось удивительное действо: что-то она понимала в нем, какие-то детали и понятия были ей неведомы. На бескрайних полях неведомого мира шелестели травы, и она слышала их шорохи. Там, за травами, начинались тропы, и вели к белому городу. Маркиза увидела каменные дворы и террасы, и деревья странной формы с могучими кронами. Дворы вывели ее к широкой, изогнутой улице. А потом из-за поворота вышли люди – много людей. Какими странными они были!
Странной была их одежда, – теперь Маркиза начала понимать, откуда пошел халат Одери и узкие остроносые туфли. Они несли чудные предметы: вглядываясь, Маркиза поняла, что это – какие-то музыкальные инструменты, потому что с удивлением она ощутила, что может «слышать» издаваемые ими звуки. Люди пели! Правда, язык был ей незнаком, но в том, что это – песня, не было сомнения.
– Похоже на наши фестивали! – сказала Маркиза.
– Летающие люди везде похожи, – ответил Одери.
– Это – летающие люди?