«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Лазарев Олег Васильевич

Как я и думал, мою поврежденную машину к утру восстановили и включили в боевой расчет. Осматривая самолет, обратил внимание, что вместо бомб к нему подвозят ящики, сколоченные из неплотно сбитых досок, в которых просматриваются большие банки из светлой белой жести. «Что это?» – спросил я у оружейника Алимова. «Фосфор. Будете выливать его на фашистов». Я знал, что с «ила» его можно выливать, но не знал, как это делается. Пришел инженер полка, следом за ним привезли ВАПы. Тут же последовал инструктаж по их использованию.

Во второй половине дня наша эскадрилья пошла на задание. Вел ее Сеничкин. В составе группы летел и я. Полет с ВАПами в полку выполнялся впервые, поэтому Хромова беспокоил взлет, особенно

после случая со мной. Машины будут взлетать в перегрузочном варианте. Выливной прибор громоздкий, поэтому он ухудшает аэродинамику самолета. Увеличивается лобовое сопротивление и уменьшается скорость полета, но главное, увеличивается длина разбега, что небезопасно при ограниченной длине нашей полосы.

Чтобы как-то облегчить машину, командир решил высадить воздушных стрелков и полет выполнять одним летчиком. На случай встречи с истребителями противника он попросил увеличить количество истребителей прикрытия. Перед вылетом на земле отработали боевой порядок группы на маршруте, при подходе к цели и в момент атаки. Удар предстояло нанести по колонне техники на дороге Брянск – Рославль и в месте ее скопления у переправы через Десну. Цель была узкой, поэтому выливание фосфора решили проводить парами. Рассчитали высоту, дистанцию между парами, начало выливания, обеспечивающее наибольшую эффективность поражения объекта. Полет выполнялся без каких-либо отклонений от разработанного плана. Выглядел он эффектно и зрелищно, как в кино. При подлете к цели с автомашин, танков и зенитных установок велся сильный огонь. Стреляли даже солдаты из винтовок.

Снопы искр от рикошетировавших о броню пуль летели, как с наждачного точила. Но стоило появиться длинным шлейфам огня, лившимся на землю из самолетов Сеничкина и Ершова в виде горящих шаров размером с хоккейный мяч, за которыми тянулись белые хвосты дыма, сразу же превращавшиеся в сплошное плотное облако, как огонь с земли сразу, точно по команде, прекратился. Летчики последующих пар, шедшие за ними на удалении 300–350 метров, хорошо видели бежавших от дороги фашистов. Но, остановленные огнем, они ложились головой вниз и терялись в дыму.

Фосфор при горении размягчается, тянется и прилипает ко всему, как смола. Погасить его, даже умеючи, не каждый сможет, да и то только один или несколько шариков, а когда их много, сделать это практически невозможно. Огнем и дымом он уничтожает все живое. Гибнет от огня и техника. Там, где стояли танки, автомашины и, конечно же, фашисты, скопившиеся у разрушенной переправы возле Жуковки, образовалось большое белое облако. Поставленную задачу эскадрилья выполнила.

Во время атаки у Жени Медведева в ВАПе не полностью открылась заслонка. Вода из баллона вылилась, и фосфор в нем сразу же воспламенился. Горящая жидкая масса, выдавливаемая из баллона набегающим потоком, разлеталась в разные стороны. Часть ее попала на стабилизатор и хвостовую часть фюзеляжа. Они начали гореть, загорелся и центроплан у сопла ВАПа. Женя это увидел и решил покинуть самолет. Открыл фонарь, сделал горку и стал вылезать из кабины. Я тут же передал ему по радио: «Не прыгай, у тебя горит ВАП, сбрось его».

К счастью, колодка радиошнура еще не разъединилась. Он услышал меня, вернулся на сиденье и сбросил прибор. Я хорошо видел, как объятый пламенем ВАП, точно по заказу, угодил в стоянку немецких машин на опушке леса, где находилось более десятка фашистских солдат. При ударе о землю он разрушился, и оставшийся в нем фосфор огненными брызгами разлетелся во все стороны, поражая людей и технику. Медведев же благополучно дотянул до аэродрома и нормально сел. И лишь когда самолет уже рулил к стоянке, обгоревшая часть фюзеляжа напомнила о себе. Наехав на кочку, попавшуюся на пути, самолет подпрыгнул, ударился дутиком о землю, и фюзеляж переломился.

Насколько эффективным был

наш вылет, мы не знали. Могли только предполагать. Но, видимо, урон врагу нанесли немалый. Иначе немецкое командование в ультимативной форме не потребовало бы прекратить применение фосфора. Они заявили, что в противном случае будут использовать химическое оружие. Не уверен в достоверности этих слухов, но вылетов с ВАПами полк больше не делал. После нашего вылета весь полк два дня простоял в полной боевой готовности со снаряженными ВАПами. На третий их сняли, фосфор от самолетов убрали, и до конца войны мы его больше не видели. После вылета Медведев сказал мне: «Если бы ты не подсказал мне сбросить ВАПы, я бы обязательно выпрыгнул. И как мне это самому не пришло в голову? Опоздай ты на долю секунды подсказать или рассоединись колодка радиошнура – не стоять бы мне здесь сейчас». При разговоре со мной он как-то неестественно улыбался. Видимо, эмоции давали о себе знать.

Потеря самолета произошла явно по вине оружейников, плохо подготовивших ВАП к работе. Чем для летчика может обернуться их халатность, они не подумали. В результате из-за простой копеечной заслонки был потерян не шедший с ней ни в какое сравнение боевой самолет, так нужный на фронте. В неменьшей степени чувствовал за собой вину сорокавосьмилетний начхим полка капитан Шапиро – степенный солидный человек, имевший степень кандидата наук. ВАПы были для него первой и, как оказалось, последней практической работой, связанной с выполнением боевой задачи за все время пребывания в полку. По поводу злополучного ВАПа Давиду Григорьевичу пришлось выслушать немало колкостей, носивших, правда, шуточный характер.

В один из дней все машины полка находились на стоянках в полной боевой готовности со снаряженными ВАПами. В положенное время летчики пошли на обед. В столовой они увидели Шапиро, который, не обращая ни на кого внимания, усердно работал ложкой и поглощал наваристый борщ. Желая прервать приятное для него удовольствие и зная, как чувствительно начхим реагирует на все, что касается его служебных обязанностей, летчик 2-й эскадрильи Шутенко решил над ним подшутить.

Тихонько, но так, чтобы слышал Шапиро, подмигивая другим летчикам, сказал своему напарнику Стельмакову: «Ты не заметил, когда проходил мимо машины Остропико, что из одного ВАПа шла струйка дыма?» Услышав эти слова, Шапиро сразу прекратил работу ложкой, с побледневшим лицом поднялся из-за стола и побежал на стоянку 2-й эскадрильи. Убедившись, что никакого дыма нет, и поняв, что это очередная шутка летчиков, мокрый от пота и очень сердитый вернулся в столовую.

Увидев шутника, сказал ему: «Шутенко, уж если вы решили разыграть меня, то это можно было бы сделать как-то по-другому. Ведь я по возрасту гожусь вам в отцы. Отсюда до стоянки не менее полукилометра. Пробежка в такую жару могла для меня закончиться сердечным приступом. А я вас считал более серьезным человеком». Шутенко в свое оправдание выпалил ему: «Давид Григорьевич, что вы злитесь на меня? Я ведь вам ничего не говорил. Мало ли о чем мы меж собой можем говорить, не надо прислушиваться к чужим разговорам».

После того как мы расстались с Федей, я все время думал о нем. Где он сейчас? Прошло уже больше месяца, как видел его лежащим в кузове «полуторки». Да и Валя Лалетина все время спрашивает, нет ли от него вестей. Наконец из Кирова пришло письмо. Сообщил, что лечение подходит к концу. Скоро выпишут. Рассчитывает попасть в родной полк. В тот же день получила от него письмо и Валя. От радости прослезилась. Благодарила меня, что не бросил товарища. Я ответил, что благодарить надо не меня, а тех артиллеристов, которые доставили раненого в полевой лазарет. Не сделай они этого своевременно, неизвестно, как бы на нем отразилось отсутствие медицинской помощи. Но, как говорится, слава богу, все обошлось.