«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2
Шрифт:
После почти двухмесячного пребывания в Тульском госпитале в эскадрилью вернулся замкомэск Марченко. Лица его было не узнать. Обгоревшие нос, губы, щеки, подбородок, отсутствие бровей и ресниц настолько обезобразили его приятную внешность, что не могли не вызвать к нему чувства сострадания. Обгорел бы он еще больше, если не сгорел бы совсем, не будь на нем кожаного реглана и не прикрой он вовремя глаза очками. Об этом он не раз говорил нам. Ничего общего от того, прежнего, Марченко не осталось. Изменился даже голос – стал каким-то пискливо-хрипловатым.
Вечером он пришел в палатку летчиков эскадрильи. На груди его гимнастерки мы увидели
На аэродроме Жудри наш технический состав впервые прочувствовал, насколько важно соблюдать дисциплину и порядок и к чему ведет их нарушение. Когда интенсивность полетов в полку на какое-то время снижалась, у технического состава появлялось немного свободного времени. Пользуясь этим, некоторые из них имели обычай бродить по лесу в районе стоянок самолетов, где находили оставшиеся после боев разные вещи, в том числе и оружие. Забавы ради палили из него без разбора, куда и сколько хотели. И, как часто бывает, ни к чему хорошему это не приводит. Так и случилось в двух эскадрильях. Во 2-й АЭ техник самолета Полторакин вместе со своим механиком Французовым стрелял из пистолетов по веткам, консервным банкам. Насытившись пальбой, они пошли на стоянку.
В дороге Полторакин задержался по нужде. Облюбовав кустик, присел за ним. Французов, отойдя немного, решил еще пострелять. Через листву небольшого кустика увидел какой-то белый предмет и выстрелил. В ответ раздался истошный вопль Полторакина. Тут до стрелка дошло, что это за предмет. За раненый зад Полторакина Францу, как его обычно называли ребята, пришлось держать ответ. От трибунала его спасла хорошая характеристика. Он был специалистом высокого класса, и за него заступились старший техник эскадрильи Собакин и старший инженер полка Перепелица. Если бы не их заступничество, пришлось бы ему отбывать наказание в другом месте. А так оно свелось к понижению в должности до моториста и в звании до рядового.
К сожалению, имел место в полку и трагический инцидент. В нашей эскадрилье механик самолета командира АЭ Сеничкина сержант Алексеев, отличный скромный специалист, тоже не удержался от соблазна подержать в руках оружие, в конструкции которого не разбирался. Находясь на стоянке самолетов, он вместе с товарищами соображал, как взорвать трофейную гранату, у которой отсутствовал взрыватель. Решили вставить в нее взрыватель от нашей, но он не подходил по размерам. С опасным предметом Алексеев обращался, словно ребенок с игрушкой, нисколько не думая о возможных последствиях. Молотком стал вбивать взрыватель в гнездо, как гвоздь в дерево.
В этот момент те, кто стоял рядом, услышали шипение, но никому из них не пришло в голову, что надо немедленно бросить гранату куда-нибудь подальше, а самим залечь. Произошел взрыв. Алексеев погиб, остальные, в том числе и моя новая мотористка Оксана Лахно, были ранены. Этот случай потряс всех нас и явился наглядным примером, что надо быть внимательным и осторожным при обращении с оружием.
В нашей эскадрилье любителем подобрать что-либо из множества валявшихся на аэродроме предметов был пожилой, лет около пятидесяти, солдат, рядовой Филиппов. Авиаспециальности он не имел – занимался хозяйственными работами и нес караульную службу. Как-то рядом со стоянкой он увидел подметку, торчавшую из песка. Она его чем-то заинтересовала. Попытался вытащить, но она не поддавалась. Тогда он разрыхлил песок, рванул и наконец вытащил сапог вместе с оторванной ногой. Кто был тем несчастным, уже не узнаешь, но по всем признакам – наш.
Филиппов отнес ногу в лес и захоронил ее. Я был очевидцем и вдруг подумал: сколько же еще здесь покоится людей? Видно, слишком торопились наши аэродромные команды в подготовке летной полосы, не захоронив, как следовало бы, погибших. По всей вероятности, командование отвело ограниченное время на подготовку аэродрома. Наверняка его не хватило на захоронение и погибших танкистов, лежавших в подорвавшихся на минах танках. От всего этого на душе остался неприятный осадок. Испортилось настроение и у остальных ребят.
На фронте хорошее настроение появлялось, когда человек мог немного отдохнуть, получить нервную разгрузку. Это бывало, например, когда удавалось посмотреть хороший фильм или выступление хороших артистов, но это бывало крайне редко. Как-то один из политработников сообщил: «Сегодня вечером приедут московские артисты, среди которых будет Рина Зеленая, та самая, которая хорошо известна по многим кинофильмам». К концерту мы стали готовиться заранее. Пораньше поужинали, привели себя в порядок.
Вынашивали планы, как бы поближе пристроиться к сцене. Незадолго до наступления сумерек поставили задом друг к другу две «полуторки», накрыли чехлами кузова, и сцена готова. Открытый театр мгновенно заполнился зрителями. Появились артисты, в числе которых находилась и Рина Зеленая. Не помню, в каком она была платье, но очень хорошо запомнил ее белые туфли на английском каблуке. Появился конферансье, начал что-то говорить, и в этот момент послышался гул самолетов. Наступила пауза. Из-за леса над северной границей аэродрома показалось несколько немецких бомбардировщиков, летевших в восточном направлении.
Появление непрошеных гостей вызвало панический страх у артистов. Они стали прыгать с машин и прятаться в близлежащие щели. Самолеты пролетели мимо, не делая попыток отбомбиться. Мы, зрители, остались на местах, так как видели, что бомбить они будут не нас, а какой-то объект в глубоком тылу, и терпеливо ждали возвращения на сцену артистов. Наступила ночь, а их все нет. Так мы их и не дождались. Утром на месте, где стояли машины, нашли белый каблучок, потерянный Риной Зеленой. То, что он был именно ее, сомнений не вызывало – только она была в таких туфельках. Наши надежды, что артисты выступят на следующий день, не оправдались. После неудавшегося концерта они поужинали и уехали. И когда мы потом вспоминали об их приезде, то всегда кто-нибудь пускал остроту по поводу каблучка.