Летчики
Шрифт:
Не успел он разобраться как следует в своих ощущениях, как в дверь постучали.
На пороге появился ефрейтор Елкин, маленький, конопатый, доставлявший обычно из штаба почту.
— Телеграмма, товарищ подполковник, — сказал он, протягивая склеенный бланк.
— Спасибо. Можете идти.
Сергей закрыл дверь и разорвал бумажную полоску, склеивающую листок.
«Выезжаю Москвы пятнадцатого двадцать вторым вместе партией профессора Хлебникова. Вагон шесть. Тысячи раз целую. Встречай Нина».
Сергей оторопело опустился на диван. Нет, в этот день события, словно сговорившись, следовали одно за другим, не давая
Позапрошлым летом сразу же после окончания института Нина приезжала в Энск. Она принесла с собой в их небольшую комнату тепло, уют и радостное спокойствие разделенной любви. Сергей и сейчас улыбается, вспоминая, с какой энергией принялась она вышвыривать из комнаты неказистую холостяцкую мебель. И фанерный поцарапанный шкаф, и этажерку, и стол, и кровать с проржавевшей железной сеткой — все по ее безоговорочному приказанию было увезено на склад гарнизонной КЭЧ [1] . Только занавеси, узорчатые, тюлевые, заботливо повешенные женой Кузьмы Ефимкова Галиной Сергеевной, остались на месте.
1
КЭЧ — квартирно-эксплуатационная часть.
— Сразу видно, единственная вещь, к которой женская рука прикасалась, — одобрительно заключила Нина, — все остальное долой. Я не в гостиницу жить приехала, а к себе домой.
Сергей в душе одобрил неумолимость жены.
И комната вскоре стала совсем другой. Даже сейчас, хотя Нины не было здесь более семи месяцев, вещи сохраняли на себе следы ее прикосновения. Сергей регулярно стирал пыль с полированного шкафа и трельяжа, поправлял на круглом обеденном столике вышитые Ниной салфетки. Спал он на диване, а постель свою складывал в шкаф. Новая никелированная кровать так и стояла нетронутой, аккуратно застеленная розоватым покрывалом, с высоко взбитыми подушками. Только письменный стол, заваленный книгами и тетрадями, нарушал порядок в комнате. Мочалов даже улыбнулся при мысли о том, как напала бы на него Нина, если бы приехала внезапно, увидела этот завал. Но Нины не было.
Держа в руках телеграмму, подполковник смотрел на большой портрет, повешенный над кроватью. Из позолоченной рамки выглядывало смеющееся лицо. Над широким, без единой морщины лбом вились разделенные пробором мягкие волосы, чуть припухлые губы открывали ровную строчку зубов, а светлые глаза лучились смехом и недоумением, смотрели куда-то вверх, будто Нина видела там что-то особенно интересное и веселое. Легкое с вырезом платье оттеняло ее загоревшую шею. Нина казалась на этой фотографии совсем юной, простенькой девочкой.
— Умница моя. Опять у тебя все в ажуре. И чистота, и обед, и сама, небось, целый день трудилась. Ты знаешь, как меня сюда тянет, когда ты дома. Эта комната сразу становится Курской аномалией… Только как же дальше?
— Что дальше? — спрашивала Нина.
Сергей обескураженно разводил руками:
— Поживешь и опять уедешь, а я…
— Будешь ждать, — улыбалась Нина, — ты же у меня товарищ проверенный, с любой разлукой справишься.
— Мучительница! — смеялся Сергей. — Вот возьму и не отпущу никуда.
— Как не стыдно, — грозилась Нина. — Феодал! — Но, посмеявшись, становилась серьезной и говорила, пытаясь ослабить острую грусть: — Мы уже прошли через самые тяжелые испытания, Сережа, осталось немного.
— Что ты подразумеваешь под этим? — спрашивал Мочалов и нежно гладил ее мягкий, совсем детский подбородок.
— Многое, — отвечала Нина и делалась задумчивой. — Я всегда думаю, что каждый человек должен видеть перед собой главную цель в жизни. Без этого вся жизнь «наперекосяк» пойдет, как шолоховский дед Щукарь говорил. Я хочу стать научным работником. Вот кончу аспирантуру, защищу диссертацию, тогда долой разъезды. Буду все время с тобой до тех пор, пока не попадем в большой город.
— А там?
— А там буду преподавать либо работать в каком-нибудь геологическом управлении. Будет у нас восьмичасовой рабочий день, уют и никаких разлук.
Потом они говорили о будущем ребенке.
— Будет, Сережа, конечно, будет, — тихо и ласково повторяла Нина, — смуглый, упрямый, весь в тебя. Только якорь с корабельной цепью выкалывать на руке ему не позволю. Будет, только подожди, не сейчас… — и, чуть ли не умоляюще заглядывая ему в глаза, спрашивала: — Ладно? Согласен?
Он сдержанно отвечал:
— Ладно, будет по-твоему.
…Нина твердо осуществляла свою линию. Завершив изыскательские работы, она уехала в аспирантуру. Прошли месяцы, и, сдав последние зачеты, с геологической партией профессора Хлебникова она снова направлялась в горный район собирать материал для своей будущей диссертации. Опять она намеревалась провести в Энске не более недели и присоединиться к изыскателям, отправлявшимся к перевалу. «На этот раз даже и встреча не состоится», — подумал Сергей.
Было около полудня. Жаркое солнце взобралось высоко на небо и оттуда жгло безлюдный аэродром и кирпичные здания Энска. Едва-едва колебалась от накалившегося воздуха занавеска на окне. Мочалов подошел к телефону и два раза повернул ручку.
— Квартиру майора Ефимкова.
— Слушаю, — почти тотчас же откликнулся Кузьма.
— Ты мне нужен, Кузьма Петрович, — сказал Мочалов. — Ничего не поделаешь, придется ломать воскресный отдых. От Шиханского передано приказание начинать подготовку к четвертому маршруту.