Летит стальная эскадрилья
Шрифт:
Нельзя сказать, чтобы я очень обрадовался этому разрешению. Меня мучила мысль о Щепочкине: надо же как-то объяснить, почему не беру его в пару...
Задачу на вылет ставил комэск Шурубов. Лететь предстояло большой группой! Шурубов - Щепочкин, Гучек - Цявловский, Дольников - Богашов, Шкатов - Жигалов и Сапьян - Образцов. Стоявший рядом Петя Гучек удивленно спросил:
– Ты что, с Богашовым летишь?
– Попросился.
– Обстановка не для эксперимента, - твердо сказал Гучек.
К самолетам я шел вдвоем с Богашовым,
– Вот так и в воздухе, Леня. Больше я от тебя ничего не хочу. Только вместе. Одиночек всегда бьют, - как бы подвел я итог, садясь в машину.
После взлета в район прикрытия мы шли в пеленге звеньев, рассредоточенно. В заданном районе облачность стала десятибалльной, с высотой нижней кромки 2000 метров. Шурубов передал по радио:
– Моей группе занять боевой порядок "фронт". Петрову - сзади, справа на видимость...
С командного пункта станции наведения нас информировали, что рядом с нами на разных высотах постоянно барражируют группы фашистских истребителей. Бомбардировщики же противника действуют большими группами. Сейчас в районе прикрытия вражеских самолетов не наблюдается, поэтому надо быть особенно бдительными. Я во все глаза всматривался в переднюю полусферу. Богашов уверенно держался в строю - все шло, как продумали на земле.
Вдруг в эфире раздался голос Гучека:
– На встречных - "фоккеры"!
Действительно, чуть справа от нас показались четыре черные точки. Они прижимались к самой кромке облаков, и тогда комэск Шурубов скомандовал:
– "Фоккеров" взять Шкатову с Бородой. Мы прикроем. Петрову наблюдать.
Итак, сходимся на лобовых. Огня нет. "Фоккеры" не отворачивают, а мы летим чуть ниже. Ловлю в прицел фашиста, но в последнюю секунду немцы всей группой берут вправо. Это хорошо.
– Богашов, - кричу я, - крутим вправо, держись!
– А сам, перехватив триммером, создаю огромную перегрузку. "Не свернуть бы только хвост", мелькает в голове.
В глазах на миг темнеет. Удержится ли Леня?.. Еще рывок - и я в хвосте у фашиста. Богашов держится сзади, чуть оттянувшись. Молодец! Огонь открывать пока нельзя, еще велик ракурс. Я вижу "фоккеров" под три четверти - нужно большое упреждение. А где же вторая пара?..
Пальцы на гашетке. Пора!.. Я чуть снизу, стрелять удобно. Последнее уточнение по прицелу... Но что это?! Сзади раздается резкий удар, кажется, у самолета что-то оторвалось. "Фоккер" уплыл из прицела, а мой самолет провалился в пропасть... Я успел заметить проскочившего снизу фашиста. Богашова не видно.
Машина в штопоре - надо выводить. Близка уже земля, но самолет не послушен. Последнее усилие ногой на педаль - до конца, до упора: надо замедлить штопор. Ручку управления истребителем пытаюсь держать нейтрально, но
С курсом 90 градусов ищу аэродром. Управлять машиной трудно, рука здорово занемела, поэтому помогаю удерживать ручку управления коленями. Наконец впереди какая-то посадочная площадка. Осмотрелся - на летном поле "Кобры", но аэродром не наш. Раздумывать, однако, не приходится - самолет не слушается. Убрав газ, сажусь прямо перед собой и попадаю на самую окраину площадки. Пробежав метров сто, машина выкатывается в поле и теперь уже словно плывет по зелено-голубым волнам цветущей пшеницы.
Наконец она остановилась, и я открыл кабину. Пахло хлебом, ромашками, вверху в чистом небе пели жаворонки...
Тут же подъехала санитарная машина. Я вылез из кабины, с грустью посмотрел на израненный самолет. Прикинул: ох и работы будет нашим техникам! Санитары же в белых халатах уже подхватили меня под руки.
– Вы что, девчата, я же щекотки боюсь!
– Моя улыбка вроде остановила их.
– Он еще шутит! А на самом лица нет, - строго проговорила чернявенькая девушка-санинструктор, и мне тут же смыли спиртом бусинки крови на лбу - от мелких осколков стекла кабины.
Подошел усатый капитан в шлемофоне - наверное, только что из полета или лететь собирался. Лицо что-то очень-очень знакомое... Да это же наш батайский инструктор Анатолий Кожевников!
– Ты? Дольников? Узнаешь меня? Я - Кожевников, - крепко пожал мне руку Анатолий.
– Чем понравился наш аэродром? Ты второй свалился, перед тобой сел тоже кто-то из ваших, но получше, и целенький.
– Какой номер самолета? Где он?
– предчувствуя недоброе, спросил я.
– Номера не заметил, а самолет недалеко. Пойдем покажу! Да расскажи, с кем дрались? Похоже, жарко было? Нас вот пока в дело не пускают. Ты, кстати, в каком полку?
– В сотом, у Лукьянова.
– Так там же где-то Гучек, курсант мой, помнишь?
– Не только помню, но и в этом вот бою вместе были.
И тут я увидел недавно приземлившуюся "Кобру": по номеру узнал самолет Богашова. Вгорячах рванулся было вперед, расстегивая на ходу кобуру пистолета. Но около самолета Богашова не было.
– Где пилот?
– яростно вырвалось у меня.
– Да ты что рассвирепел так?
– удивленно глядя на меня, спросил Кожевников.
– Сволочь он! В самый последний момент бросил. А просился как!..
– Тут у меня горло перехватили спазмы гнева и презрения к трусу.