Летний детектив

Соротокина Нина Матвеевна

Трудно работать в сельской местности! В городе, если случится убийство, сразу создается опергруппа. Тут тебе и следователь прокуратуры, и оперуполномоченный, и участковый с экспертом-криминалистом. Во всяком случае, так его учили в школе милиции. А здесь он один во всех лицах. Младший чин — сержант Матвиенко, с него какой спрос? У него два года до пенсии. А районное начальство, как на грех, в отпуске. Но это ничего не значит. Работать можешь спустя рукава, но бумажки должны быть в порядке!

Флор говорит насмешливо — откуда в деревне пистолету взяться?

Он человек новый, не знает всех деревенских подробностей, а Зыкин знает, наслышан. Особое подозрение опера вызывал Петька-бомбист, бывший тракторист, а сейчас просто пенсионер и сельский житель.

Свое звучное прозвище — Бомбист, Петр Петрович получил шесть лет назад, когда запустил в своих дружков боевой гранатой. Спросите — зачем? А не зачем, просто так, обида взыграла. Сидели в избе с Федором и корешем его из Кашино. Пили. Самогон был свой, да еще бутылку покупную кореш приволок. А потом дядя Петя вдруг обиделся и стал гнать гостей из дома. Причину обиды, сколько потом не выясняли, так и не выяснили. Точно помнили, что Петр вдруг ни с того, ни с сего сказал:

— Все, уходите, надоело мне с вами не об чем разговаривать!

А куда идти, если самогона на столе еще полбанки? Гости резонно ответили:

— Ты, Петька, остынь. Никуда мы не пойдем, а ты сядь и веди себя подобающе.

Петр окончательно осерчал, стал хватать каждого за грудки и пихать к двери. Но их-то двое, а он один. Обозлившись окончательно, Петька скрылся за занавеской, а выскочил оттуда, как партизан, с гранатой в руке:

— Вон отсюда! Мать-перемать!

Гости сразу поняли, что хозяин не шутит и стали пятиться к двери. Толкаясь, выбежали в мартовскую слякоть и полегли кто-куда. Петька потом говорил, что если б в запальчивости не сорвал с гранаты чеку, то непочем бы не бросил ее. А так — что же, самому подрываться?

Грохот был страшенный. Обиженный Федор, которого оглушило взрывом (чудо, что членовредительства не было!), заявил о происшествии милиционеру Матвиенко. Опер Зыкин тогда еще не приступил к своим обязанностям, потому что проходил обучение в среднем милицейском учреждении.

Производивший обыск Матвиенко обнаружил в доме Петра Петровича, считай, малый арсенал: шесть гранат, хорошо ношенный Калашников без боезаряда и некую деталь от пулемета времен гражданской войны. Откуда взялось богатство, Петрович не сказал, но все и так знали — от сына. Вообще, он внятно ответил только на один вопрос, когда Матвиенко возопил:

— На кой тебе это надо?

— На всякий случай.

Сын Петровича служил прапором в военной части километрах в шестидесяти от Верхнего Стана. Человеком он был самостоятельным и бережливым. В те поры он однажды явился в деревню на танке, заявив односельчанам, что боевая машина — его собственность. Танк потом стоял у родительского дома без малого полгода, пока не явились неизвестные штатские люди, очень смахивающие на бандитов, и не увели машину. Кроме собственного танка в деревне тогда появились и плащ-палатки, и неношеные солдатские формы и даже парашюты. Продавал прапор недорого. Деревня скупала —

в хозяйстве все пригодится. Понятно, что гранаты и все прочее попали к Петровичу тем же путем.

А почему не предположить, что какой-нибудь завалящий пистолет не попал в реквизированный домашний арсенал, потому что хранился отдельно. Зыкин начал допрос по-простому. Есть, мол, дядь Петь, подозрение, что стрелял в господина Шелихова именно ты.

Бомбист не испугался:

— Это откуда же такое подозрение?

— А оттуда, что больше некому. И, между прочим, Анна Васильевна видела, как ты в сторону шелиховской дачи ночью шел.

— Вот уж и ерундовина с фиговиной. Я, если хочешь знать, к Линде шел.

— Шел, да не дошел.

— Ты откуда знаешь?

— А в деревне все знают!

Разговор был долгий. Сравнить его можно было с перетягиванием каната. Вначале опер призрачными намеками утягивал Бомбиста в сторону конкретных обвинений, потом сам Петрович, невразумительным, но твердым отказом, брал верх. Наконец, Петровичу все это надоело, и он крикнул в сердцах:

— Что ты мне здесь голову морочишь, если я сам видел, вот этими глазами, того, кто стрелял!

— Кто? — взревел Зыкин.

— Не угадал. Темно было. Я приметил только спину.

— Ты почему-то, дядь Петь, всех нужных людей только со спины видишь? Я тут бегаю, вынюхиваю, как бобик, ноги сбил до крови, а ты, старый пень, молчишь!

По-человечески Бомбиста можно было понять. Да, он действительно шел к Линде, но по дороге передумал. Во-первых, старую каргу не добудишься, а во-вторых, она, язвить ее, таксу повысила: днем одна, а ночью — другая. Уже по дороге Бомбист решил, что, пожалуй, дождется утра, а пока зайдет на террасу к веселой компании и попросит пивка горло смочить. Ведь разливанное море, пиво прямо из крана течет!

Обходя дом, Бомбист обнаружил, что окно в кухню открыто, а на подоконнике в ряд, как почетный караул, стоят бутылки — винные, иностранные, с этикетками. Попутал грех, взял, но тут же себе и объяснил, что никакое это не воровство. А плата за труд. Калитку Марье Ивановне чинил намедни? Чинил. Обещала на бутылку дать и забыла. Вот теперь будем считать, что в расчете.

Петрович только бутылкой разжился, как окно в соседней с кухней комнате засветилось. Кто-то там по телефону стал разговаривать. Бомбист затаился, решил переждать разговор, чтоб его за руку как мальчишку не поймали. А в этот момент ка-ак бабахнет! Он в кусты. Тут видит перед ним кто-то тоже на всех порах от дома убегает.

— Уж не помню, как до дома добрался, — кончил Бомбист свой рассказ. — А винцо оказалось сущей кислятиной. Продешевил я. Одна награда — бутылка хорошая, глиняная, с несмываемой этикетной. В ней что хочешь можно держать.

Рассказ Бомбиста был запротоколирован и заверен подписью. Единственным отступлением от истины было неупоминание украденной бутылки. Петрович уговорил Зыкина остановиться на первом варианте, мол, хотел пивка попросить, да не успел.

— А то, Валер, от людей стыдно. Я тебе ведь как на духу.