Летний детектив
Шрифт:
— Ты должен пойти к Марье и потребовать у нее бумаги. Когда ты едешь в Москву? Пойди к ней и объясни все, как есть. Она чудовище, я понимаю, но бумаги на дом не имеют для нее никакой цены. По хорошему, мы имеем право и на драгоценности, но она их не отдаст… Но бумаги…
И так по кругу. Матери казалось, что она многие годы прожила забыв пароль, эдакий «сезам, откройся», а сейчас вспомнила, и поэтому обрела власть над событиями.
И все-таки она его уговорила. Приехав в Москву, Эрик поперся, как дурак, по известному адресу. Он не представлял, как будет разговаривать с этой женщиной. Может быть, он вообще не скажет ни слова. Главным было —
Спускаясь по лестнице вниз, он столкнулся с плотной, краснощекой особой с потной шеей. Она, задыхаясь, несла сумку полную овощей и разговаривала сама с собой: «Я ему дала семьдесят тысяч… а он мне… нет, не так надо считать». Не поднимая глаз на Эрика, она обтекла его, обдала жарким духом и полезла дальше вверх. Дойдя до двери, той самой, в которую он только что звонил, она поставила сумку на пол и стала орудовать ключом, опять что-то бормоча под нос.
Мать называла ее обольстительницей, разлучницей, и воображение рисовало что-то элегантное, роковое, с египетскими длинными глазами и гибким телом. Время меняет облик, но не настолько же! Даже мать, а она уже было больна (тогда они еще не знали, что у нее рак), выглядела гораздо моложе и привлекательнее. И ради этого чудовища — нелепого, старого и сумасшедшего — отец изуродовал всем жизнь? Уже не ненависть, а брезгливость перехватила дыхание. Он, топоча по лестнице, рванул вниз.
Мать сгорела быстрее, чем предсказывали врачи. Она знала, что умирает. Ее предсмертное желание, а если хотите, навязчивая идея, была: «Ты должен любым способом вернуть собственность семьи Крауклис — дом и ферму. От фермы остался один сарай — пусть он станет твоим. К сараю тоже полагаются земля. А дом стоит бесхозный. Советский военкомат ликвидировали. Я узнавала. Нужны только документы, а там хороший адвокат поможет доказать твои права.»
С адвокатом он встретился спустя несколько месяцев после смерти матери. Полгода — такой срок он назначил себе в знак траура. Видимо, он был все-таки больше похож на отца, чем на мать. Она умела говорить: «Немедленно!» — и делала это, а образ отца — сильный, большой человек, подразумевал в себе некоторую неторопливость.
Встреча с адвокатом не обнадежила.
— Покажите докуметны…Ага… это ферма. А дом?… По какому он, говорите, адресу.
— Документов на дом у меня пока нет. Но будут. А сейчас я хотел прояснить для себя этот вопрос. Так сказать, принципиально.
— А что тут решать? Имея на руках необходимые бумаги, я смогу доказать в судебном порядке наличие наследственной массы. Но ведь ваш отец был женат. Супруга его жива?
— Насколько мне известно — да, и умирать не собирается.
— Должен вам заметить, что его супруга вашего батюшки, также как и вы, является наследницей. Причем она получает большую часть.
— Дома?
— Всей наследственной массы. Как вы будете с ней все делить?
— Речь идет не о ней, а обо мне. Я ношу фамилию матери, но легко доказать, что мой отец — Улдис Крауклис. Да, у него была жена, но она русская, она живет в Москве и является подданной другого государства. Я думаю, судейские будут на моей стороне.
— Сейчас не время об этом говорить, — сказал адвокат. — Если бы вы полгода назад ко мне обратились, тогда другое дело.
— А сейчас чем плохо?
— Тем, что умники в Брюсселе рассматривают, так называемое, нарушение прав русскоязычных в Латвии, и если европейский суд примет
— Нам это не надо, — повторил с той же интонацией Эрик.
— Вы понимаете, в чем тонкость вопроса? Сейчас в Риге не захотят ответить московской наследнице отказом. Она одинока?
— Насколько мне известно — да. Детей и близких родственников у нее нет.
— Вот если бы она умерла, тогда другое дело. Тогда бы все решилось само собой.
Адвокат не имел в виду ничего предосудительного. Он просто приводил пример из своей практики. Но Эрик понял его буквально. Адвокат дал совет, и он им воспользовался. Теперь осталось только детально продумать план и осуществить его.
33
Первое, что пришло в голову — нанять киллера. Но Эрик был беден. Все сбережения ушли на похороны матери. Ведь это сейчас стоит безумные деньги — похоронить человека. А убить — еще дороже. Были мысли, продать что-нибудь из старинной материнской мебели, но все эти комоды-столики пребывали в таком состоянии, что их пришлось бы спустить за бесценок. А чем потом обставлять «Лондон»? Нет, деньги надо искать в Москве.
В казино Эрик и раньше захаживал. Еще в студенчестве он не плохо играл в покер и в преферанс, и в смутные времена решил обновить старую привычку. Играл он по маленькой, но странное дело, выходило баш на баш. Только выиграет приличную сумму, через три дня также незаметно ее и спустит.
В казино понимаешь, что Москва не такой уж большой город. Здесь он их всех увидел: и благодушного балагура с цепким взглядом — Льва Шелихова, и его замороженную Инну, словно взятую напрокат из музея восковых фигур. Но это было потом, когда он все про них узнал. Главное, в казино нашелся человека, согласный выполнить роль киллера. Он-то Эрику Инну и показал, вот, мол, неверная жена со своим хахалем. Прикончил бы его своими руками. Да пока резона нет. В том, что Андрей хоть и косвенно, но имеет отношение к Марье, Эрику виделся особый завиток, эдакий шикарный и насмешливый росчерк судьбы. Мол, все вы, негодяи, одним мирром мазаны.
На вид Андрей Шульгин был вполне надежным человеком. Но жадным. Может Эрик и не прав, считая, что Андрея жаба душит. В конце концов, киллерствовать — не самая легкая профессия. Просто у Эрика не было таких денег. Шульгин запросил вначале две, потом снизил сумму до полторы тысячи баксов, а дальше уперся, как бык. Эрик решил на нем не зацикливаться. Мало ли, может он кого-нибудь подешевле найдет.
Но прежде, чем искать киллера, необходимо было добыть документы на дом — свидетельство на право собственности семьи Крауклис. Если он их не достанет (Марья могла выбросить документы за полной ненадобностью, могла их сжечь), все остальное — полная бессмыслица. Если он не найдет старинного свидетельства, то Марья Шелихова, как это не прискорбно, имеет право жить дальше.
Перед отъездом в Москву он хорошо подготовился. Старые материнские записки (когда-то она писала жалобы и в местком, и в портком по месту работы разлучницы) утверждали, что заведующего отделом, в котором Марья проработала всю жизнь, звали Натан Григорьевич. От его имени он и решил говорить. Марья вначале не поймет, кто ей звонит, а он и напомнит: «Как же так, Машенька… Не хорошо забывать старых друзей…» Марья скажет, что не узнает его голос, а он, как волк из сказки, объяснит, что перенес операцию на гортань. Слово за слово, и он выведает планы Марьи на лето.