Летний детектив
Шрифт:
А погода портилась на глазах. Откуда-то взялся ветер, и уже забарабанили по листьям первые капли. Послать бы этого Андрея к черту, тем более, что в назначенный срок его у церкви не оказалось.
Андрей появился, когда гроза была в полном разгаре, и начал разговор с того самого места, на котором кончил его в казино. Общая мысль была такой: «Я убью старушенцию, о которой было говорено, и даже возьму за это меньшую плату, но деньги за работу я должен получить сегодня же. А если ты, вонючка, отказываешься от моих условий, то я заявлю о твоих намерениях куда следует. Себя не пожалею, а тебя в тюрьму упеку!»
— Я все разузнал, старуха в доме
— У меня их нет.
— А мы сейчас за ними сходим. Ты ведь из тех, которые тайники любит. Я правильно понимаю?
Он был под хмельком. Не скажешь — пьян, у Андрея бы хватило ума не идти на дело в подпитии, но грамм пятьдесят-сто для храбрости все-таки принял. И главное, он был ужасно возбужден, иначе никогда бы у Эрика не хватило сил и уменья трахнуть его в разгар драки железякой по голове. Шульгин отрубился сразу. Эрик не сразу принялся обыскивать поверженного врага. Вначале постоял рядом, привел в порядок сердце — оно стучало, как бешенное, обдумал ситуацию. Если он его убил, а похоже на то, лучше труп пусть будет безымянным. В одном кармане куртки у Шульгина были документы, деньги, ключи, носовой платок — полно барахла, а в другом — только пистолет. Эрик стащил с убитого куртку, туго ее свернул и спрятал запазуху. После этого подтащил Шульгина к пролому в стене и спихнул его вниз.
Эрик так никогда и не узнал, какие на самом деле планы бродили в голове у Андрея. Может быть, рассказывать об этих планах следовало в другом месте, подробно освещая запутанные отношения бандита Рулады и умного Льва Шелихова, но автор не уверен, что ему представиться такая возможность. Поэтому скажем кратко: Рулада нанял Андрея, чтоб тот припугнул Левушку. Куда хочешь стреляй — в руку, в ногу, без разницы, но надо, чтоб сквалыга-банкир понял, что угроза не была пустой болтовней.
Шульгину Эрик позарез был нужен. В руку, в ногу, но все равно выстрел. Каждый знает, что убийство, совершенное киллерами, никогда не раскрываются. Но вдруг на этот раз будет не так! Вдруг найдется настырный опер, который ухватит верную нитку и примется разматывать клубок. До сердцевины они клубок не размотают, нитка порвется как раз на нем — на Андрее Шульгине.
Вот тогда и можно будет пустить ментов по ложному следу. Если у этого хлюпика Эрика была необходимость пристрелить старушку, то у него вполне могли быть критические отношения и с ее племянником Левушкой. Эрика во всем и обвинят. Вот такую себе придумал Шульгин подстраховку. А лишние деньги никому не помешают. Правда, дальнейшие события выглядели как бы в тумане, деталей не рассмотришь, но общая догадка дышала правдой.
35
Эрик выбежал из церкви, дождь стоял стеной. Он зачем-то бросился к реке, но встал столбом. Неожиданная мысль парализовала ноги. А мысль эта была — а почему не расправиться с Марьей немедленно? Оружие у него уже есть. Он пристрелит Марью, а пистолет потом бросит рядом с покойным Шульгиным. Надо только, как учат все учебники по криминалистике, собственные отпечатки стереть, а Андреевы пальцы — отпечатать. За этим дело не станет, времени у него более, чем достаточно.
Он вернулся домой во времянку без опасения встретить там Игната., поскольку знал, что тот в бане. Надел дождевик, шляпу с полями, прихватил черный шарф, чтоб
Мысль о том, что он полчаса назад убил человека, его не волновала, но он ужасно трусил идти к Марье. Никакие рассуждения на тему: «Кто я? Тварь дрожащая? И так далее…» его не мучили. Он просто боялся, что застукают, поднимется гвалт, крик, ему придется давать какие-то объяснения. Это казалось фальшивым и стыдным, как неприличный сон.
Дальше произошла глупейшая история. Мало того, что кто-то явился в комнату и зажег свет, так еще этот оборотень — немыслимой величины кот, располосовал ему руку от локтя до запястья. Свет к счастью тут же погас. Эрик сам не помнил, как выбежал из дому. Удивительно, что в этом, близком к истерике состоянии он не бросил по дороге пистолет. Более того, он сходу нашел куст, под которым спрятал куртку Андрея, и схоронил ее уже на другом берегу реки под корнями сосны. В карман куртки он предварительно засунул пистолет, не нести же его в дом к лесничихе.
Велосипед в придорожной канаве, он обычно прикрывал его лапником, тоже нашелся сразу. «Не нервничай! — приказывал он себе. — Ничего страшного не произошло. Этот псих Андрей сам виноват. В конце концов, ты только оборонялся. А относительно Марьи — имеется твердое алиби. Ты в Москве, с этим не поспоришь!»
Соня не удивилась, не задала лишних вопросов. С ее точки зрения четыре часа ночи — вполне подходящее время для визитов. Он же не в шахматы пришел с ней играть. Однако рана на руке привела ее в ужас:
— Кто тебя так? Рысь? Вроде в наших лесах, их нет?
Эрик не нашелся, что ответить. Промолчал многозначительно. Рану обработали йодом, потом какой-то мазью. На утро у Эрика поднялась температура. Соня преданно ухаживала за ним целый день, а после обеда уехала на велосипеде на ночное дежурство. Соню не надо было предупреждать, чтобы она держала язык за зубами по поводу присутствия Эрика в доме лесничихи. Соня скрывала их роман даже от подруг.
С дежурства она вернулась в воскресенье с большим опозданием и ворохом новостей:
— У вас в Верхнем Стане двое амнистированных какого-то мужика пришили. Его сегодня в наш морг привезли. Говорят, он с церковной крыши сорвался и на металлический штырь напоролся.
— Какие еще амнистированные? — не понял Эрик.
Соня с удовольствием рассказала все, что знала по этому поводу. Загадочных убийств в их районе давно не случалось, так только, драки по пьяному делу или мужик бабу до крови изобьет. А здесь происшествие, как в столице.
— Ужас какой! — вполне искренне воскликнул Эрик — Страшно из дому выходить.
— А ты и не выходи, — ласково заметила Соня.
— Нет. Пойду. Я давно должен в Москве быть. У меня там дела. Я только тебя хотел дождаться.
— Да куда же ты поедешь? На кашинский автобус ты уже опоздал. Где ты в воскресенье попутку найдешь?
Они долго перепирались, обсуждая, опоздает Эрик на последнюю калужскую электричку или нет. В конце концов он настоял на своем. Перед отъездом спросил, нет ли у Сони рубахи с длинными рукавами, а то с расцарапанной рукой на люди показаться стыдно. Нашлась рубаха, белая, мужнина.