Летний домик с бассейном
Шрифт:
Я глянул вбок, на грузное тело актера. Он сидел, опершись локтями на ляжки и подперев голову ладонями. Через несколько часов мы уедем. Первые двадцать четыре часа, они важнее всего, сказала Каролина. Я должен что-нибудь сделать. Чего позднее сделать уже не смогу. Позднее он уже успеет все просчитать. Успеет тщательно выбрать ответы. Сейчас пять утра, и он выпил полбутылки виски.
— О чем ты, собственно, думал, когда свалил ту девчонку на землю? — спокойным тоном спросил я.
Секунду-другую царило молчание.
— Sorry? — переспросил он. — Что ты
— Я спросил, какова была задняя мысль. Когда ты собирался пнуть норвежку.
Ралф громко шмыгнул носом. Искоса поглядел на меня. Я ответил на взгляд. Перехватил его, как говорится. Одним глазом, конечно, но открытым глазом я худо-бедно удерживал его взгляд. Старался не мигать.
— Ты что, дурака из меня делаешь или?.. — Он усмехнулся, но я остался серьезен.
— Такова у тебя стандартная реакция, когда женщина, на сей раз девушка, тебя отвергает? Ты пытаешься ее избить? Пинками отправить в больницу?
— Марк! Я тебя умоляю! Кто, собственно, кого пинал? В смысле сам подумай, как это звучит. Пинками отправить в больницу…
Он снова вроде как скривился от боли и потер колено. Я видел его насквозь: он пытался перевернуть ситуацию и одновременно обратить все в шутку, но не вполне успешно. Я видел по его глазам, подернутым влагой, — будто замерзший пруд, где поверху тонкий слой воды, а под ним лед, твердый как камень. Внезапно я сообразил, когда раньше видел этот взгляд: во время игры в пинг-понг, когда он пробовал гасануть. И в тот раз, когда поскользнулся, в первые секунды, когда никто еще не рискнул засмеяться: он чувствовал только боль и пока не решил, как реагировать.
— Юлия мне рассказала, — проговорил я. — Чт'o ты делал.
При этих словах я смотрел ему прямо в глаза. Сквозь воду смотрел на лед. Проверял толщину.
— О чем ты?
— Ты прекрасно понимаешь о чем, Ралф. Я видел, как ты смотришь на женщин. На всех женщин, независимо от возраста. А сегодня вечером я видел и как ты реагируешь, когда женщины не уступают твоим желаниям.
На этот раз язык тела молчал. Если только не счесть таковым его отсутствие. Не шевелясь, Ралф смотрел на меня.
— Что тебе рассказала Юлия?
— Что ты стянул с нее трусики. И ей это вовсе не понравилось.
— Что? Она так сказала? Черт побери… — Он стукнул кулаком по колену. — Это была игра, Марк! Игра! Мы все стягивали трусы друг с друга. Алекс, Томас, Лиза и она тоже. Она стянула плавки с меня. Мы помирали со смеху. Кто оставался без трусов, должен был достать со дна бассейна монетку. Господи! Игра. А теперь она говорит… Говорит, что я… Черт побери, ты не сочиняешь?
Сердце у меня в груди гулко застучало. Гулко и торопливо. Но подавать виду нельзя. Надо продолжать.
— И по-твоему, это нормально, Ралф? Нормально, что взрослый мужчина стягивает трусики с девчонок? То есть несколько дней назад я, пожалуй, посчитал бы это нормальным, но со вчерашнего вечера на пляже уже нет.
Взгляд Ралфа изменился. Казалось, влага разом высохла. Я видел на белках лишь красную сетку лопнувших сосудиков.
— К чему ты, собственно, клонишь, Марк? Хочешь превратить нормальное в мерзопакость просто потому, что у твоей дочери начинают играть гормоны и она вдруг сожалеет
Я сглотнул. Хотя сглатывать было нечего. В горле пересохло.
— Что ты сказал? Что ты сказал про гормоны?
— Да ведь любой видит! Господи, Марк! Алекс — первая жертва. Сперва она целыми днями его поддразнивает, а потом дает ему щелчок по носу. Да еще и жалуется папе на невинную игру. Конечно, ты же отец. Но глаза-то у тебя есть.
Я только принял к сведению новую информацию: Юлия отвергла Алекса? Когда? Вчера они еще были влюблены. В другом развлекательном центре явно произошло что-то, мне пока неизвестное. Но сперва я должен сосредоточиться на Ралфе.
— Ты вот рассуждаешь о невинных играх, — сказал я. — Но так ли они невинны, если Юлия уже женщина? Или, по крайней мере, девочка, у которой, как ты говоришь, начинают играть гормоны? Иными словами, Эмманюель. Эмманюель тоже играла с вами? Тоже снимала трусики? Тоже ныряла за монеткой, когда ты стянул с нее трусики?
Ралф рывком вскочил на ноги. Стул опрокинулся. Он сделал нетвердый шаг, повернулся. И теперь стоял прямо передо мной, примерно на расстоянии полуметра. Толстый палец был направлен на меня. Почти касался моего носа.
С одной стороны, я испугался. Испугался, что он набросится на меня. С другой стороны, ничего со мной случиться не может. Больше ничего. Ралф пьян. Одним ударом меня вырубит, остального я уже не почувствую.
— Знаешь что, — процедил он, и я почувствовал на лице брызги слюны. — Ты бы спросил себя, кто тут вообще-то грязная свинья. Именно ты, потому что простенькая игра сразу наводит тебя на грязные мысли. Не я. Я вижу, как твоя дочь разыгрывает невинную девочку, когда ей выгодно. Когда плачется в жилетку папочке. Но с мужчинами она отлично умеет обращаться, Марк. Я сам видел. Как она кокетничает и ловко всех заводит своими игривыми шажками по трамплину. Своими смешками. Как она выступает! Я имею в виду, кто знает, что именно случилось там, возле пляжного центра? Кто знает, кого она там соблазняла своими фотомодельными закидонами? Может, папочка и не замечает, но каждый мужчина оборачивается, когда твоя милая дочурка проходит мимо. Может, ты просто не хочешь этого замечать. Может, тебе хочется, чтобы она навсегда осталась маленькой. Но маленькая девочка уже выросла, Марк. И уже отъявленная хитрованка, такая же, как все остальные!
Теперь и я в свою очередь встал. Внешне спокойно. Не опрокинув стул. Но внутренне я был готов ко всему. Ралф крупнее меня и сильнее. Я потерплю поражение. Но сперва могу нанести ему травму. Опасную для жизни. Драться я не умею, зато не в пример другим наперечет знаю слабые места. Знаю, как несколькими простыми приемами вывести человеческое тело из строя.
— Что ты сказал? — Я старался, чтобы и голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась дрожь. — Что ты сказал насчет того, как Юлия выступает? Уж не полагаешь ли ты, что она сама виновата в случившемся? Как в конечном счете все женщины сами виноваты? По причине того, как они выступали?