Летний лагерь свингеров

Сципио Ник

Я некоторое время бродил по клубу, но Манфред и Дженни сидели вместе на одном из диванов, а Джина играла в игры со своей семьей, так что я был в основном один. Я решил отважиться выйти под дождь и подняться в нашу хижину.

Я промок, поднимаясь по холму. Дождь шел так сильно, что не стоило бежать. Ветер дул не так сильно, как в предыдущий шторм, но небеса разверзлись на Южной Каролине. Когда я добрался до хижины, свет на крыльце был единственным светом, и дверь была закрыта. Я подумал, что мама должна быть в хижине Стэна

и Терри, или, может быть, с женой Дуайта, Карен.

Я поднялся по ступенькам на крыльцо и несколько секунд стоял, капая. Казалось, что дождь усилился только после того, как я вышел из него; звук удара о крышу был постоянным, низким ревом. Мама, по крайней мере, взяла наши полотенца из дождя, но это означало, что мне придется капать через пол в каюте в ванную, чтобы вытереться.

Я решил, что ничего не могу с этим поделать, и потянулся к экранной двери. Я открыл дверь кабины, быстро вошел внутрь, затем закрыл ее и рассеянно потянулся к выключателю света. Я щелкнул выключателем и остановился в шоке.

Мама лежала на кровати, широко расставив ноги, а ее рука деловито терла киску. Я увидел это в мгновение ока. Как только зажегся свет, она вдруг села и посмотрела на меня. Потом она расплакалась.

Что я такого натворил? Мне было жаль, что я застал ее мастурбирующей, и стыдно за то, что она немного взволнована, но это случилось раньше, и она не начала плакать. Даже не думая, что c меня капает напол, я бросился в сторону кровати.

Она бросила на меня слезливый взгляд, и свернувшись клубочком на кровати начала рыдать. Я сидел сбоку от кровати, не обращая внимания на то, что она промокла, и положила руку ей на плечо.

—Что случилось, мама?—Я спросил, становясь более обеспокоенным и более страшным.

Рыдания начались с новой силой, и она не ответила.

—Почему ты плачешь?—

Она не ответила ни на секунду, и я почувствовал, что моя паника поднимается. Я отчаянно боялся, что сделал что-то хуже, чем просто прервал ее.

—Мама?—

—Все в порядке, дорогой. Я в порядке, — сказала она сквозь слезы.

—В чем дело?—

—Ничего.—

Она переставала плакать, но она все еще дрожала от волнения, и мое замешательство только углублялось.

—Ты в порядке?—Я спросил.

Она закусила губу и слабо кивнула. Слезы все еще текли по ее лицу, но слезы, казалось, прошли. Я потер ее плечо, пытаясь дать ей утешение, и подумал, что я что-то сделал.

—Я что-то сделала не так? —Я тихо спросил.

Она повернулась ко мне и подняла глаза, полные непроливаемых слез. Мое сердце чуть не лопнуло; я понятия не имел, что я могу сделать для нее, чтобы она почувствовала себя лучше. Я понятия не имел, почему она была так расстроена.

Она посмотрела на мое лицо, наполненное заботой о ней, и ее выражение лица смягчилось.

— Нет, милый, — сказала она. —В этом нет твоей вины.—

Увидев ее в таком состоянии, я ощутил собственные

эмоции и мне самому пришлось моргнуть слезами. Я был смущен, и мои эмоции были явно высечены на моем лице.

Я встала, твердо решив не плакать, и пошел в ванную. Я вытащил всю коробку салфеток из задней части туалета и вернулся к кровати. Мама села, когда я стоял, и теперь сидела, поджав ноги, плечи опустились, тихие рыдания сотрясали все ее тело.

Я сел рядом с ней и протянул коробку с салфетками. Она вытащила несколько и ткнула в лицо со слезами. Она тоже сморкалась, но рыдания не стихали.

—В чем дело? — Я спросил еще раз.

—Я просто так...расстроенная, — сказала она, сжимая салфетки и сжимая руку в кулак.

Расстроен? В чем? На меня? —Ты хочешь, чтобы я ушел?—

Она подняла на меня глаза. Ее глаза были в красной оправе и все еще наполнены слезами, ее нос был красным, а щеки были пятнистыми. Она была в слезах. И мое сердце снова угрожало разорваться, когда я думал, что она попросит меня уйти. Она увидела мое беспокойство, мою растущую панику, и выражение ее лица смягчилось.

—Нет, Пол Тебе не обязательно уходить.—

Она прислонилась ко мне, и я инстинктивно обнял ее, не зная, что еще делать. Она тихо рыдала, прислонившись ко мне, а я просто обнял ее. Через несколько минут она немного успокоилась и снова потянулась к салфетке. Я молча протянул ей коробку, и она вытащила больше салфеток, тихо вытирая лицо. Она снова высморкалась, и я набрался смелости задать вопрос, который горел в моей голове.

—Ты плачешь из-за того, что я пришел в хижину? — Я спросил нерешительно.

Она молча покачала головой, и я вздохнул с облегчением.

—Тогда что случилось? — Я спросил, тихо смущенный.

— Сегодня утром была Эрин, — сказала она. —А потом сломался водонагреватель, потом позвонил твой отец, и теперь ты здесь.—Это было похоже на разрыв плотины внутри нее; она изливала свои эмоции в одном огромном порыве.

—Ты хочешь, чтобы я ушел?—Я спросил снова, тихо, мои глаза жалились.

— Нет, — тихо сказала она. Она слышала боль и страх в моем голосе и растерянность. Она крепко обняла меня, тихо всхлипывая. —Нет. Я рада, что ты здесь.—

—Ты хочешь поговорить о том, что случилось? — Я спросил, повторяя слова, которые она говорила мне много раз.

Она кивнула. Затем она покачала головой. Потом она снова неохотно кивнула. Она уныло рассмеялась и хмыкнула. Она посмотрела на меня и слабо улыбнулся. Затем она снова опустила голову и откинулась на спинку стула. Я позволил моей руке упасть с ее плеч, и она глубоко вздохнула.

—Сегодня утром Эрин проснулась прямо посередине...—

Я знал, что она пыталась не сказать. Я видел, как она медленно мастурбировала, и я знал, что ее прервали, когда Эрин проснулась. Я кивнул, но она сосредоточилась на салфетках в руке и ничего не увидела.