Летний понедельник
Шрифт:
Денни кивнула. Джек Смит снова вошел в образ гангстера.
— А какое из его преступлений самое тяжкое? — спросила Денни. Как только до нее дошел смысл собственного вопроса, сердце чуть не вырвалось из груди. И зачем она только задала его! Он приведет их к запретной теме, той, которой надо всеми возможными способами избежать, — к убийству, настоящему убийству, а не газетному варианту о насильственной смерти в спальне маленького домика на побережье.
Но Джек Смит и бровью не повел. Он выпустил клуб сигаретного дыма в сторону лампочки на потолке и
— Убийство, которое произошло на днях. То самое, на Западном побережье. Это его рук дело.
— Господи боже ты мой! — воскликнула Денни. — Как он дошел до этого?
— Это она его довела. Она сама. Сама напросилась. Она унизила его. Она была грязной, лживой, подлой…
Денни еще ни разу не приходилось слышать из чьих-либо уст такой поток ругательств, который выдал Джек Смит, описывая Берил Ситон. С каждым словом тон его повышался. Одной рукой он раздавил сигарету, а другой ритмично и яростно долбил по столу. Пальцы побелели, глаза поменяли цвет — потемнели, стали почти черными, а взгляд — холодным, тяжелым.
Чувство фатальной неизбежности снова пришло на выручку Денни. Ей хотелось взять свой вопрос обратно, но сердце ее билось ровно, и ноги под столом не выплясывали чечетку.
Внезапно Джек Смит расслабился и откинулся на спинку стула. Руки разжались, раздавленный окурок полетел на блюдечко. Он взял другую сигарету из пачки, снова прикурил и начал рассказ, выписывая правой рукой уже знакомые балетные жесты. Сигарету он держал в левой. Даже пребывая в таком состоянии, старался не занимать правую руку — вдруг придется схватиться за ружье.
Берил Ситон, говорил он, была очень милой девчонкой. Да просто красавицей. Лакомый кусочек. Вся такая кругленькая, мягенькая, голубые глазки. И волосы кудрявые. Ей даже не надо было ходить к парикмахеру. Такие у нее были волосы. Сами кудрявились. И она всегда принимала ванну, эта Берил. Утром и вечером. И каждый раз, как в ванну лезла, мыла голову. Волосы высыхали и снова кудрявились. Правда, черт бы ее побрал, чистая правда! И постоянно белье стирала. Вся такая чистенькая, глаз не оторвать. Улыбалась все время, и в глазах — тоже улыбка. И губы особо красить не приходилось. Только чуть-чуть, слегка. Но она вполне могла и без этого обойтись.
Она была красоткой. Господи, да, красоткой. Вся такая чистенькая, а светлые волосы… такие блестящие… и это добавляло ей красоты. От нее ничем не пахло, только чистотой. Так его брат говорил.
У брата Джека Смита отродясь никаких друзей не водилось. Как только он с кем-то знакомился, новоявленные товарищи бежали от него сломя голову. Или он от них бежал. Или их отцы приходили и заявляли, что, если Джек Смит и его брат не отстанут от их ненаглядного дитяти, пусть на себя пеняют. А судьи поддакивали: «Этим мальчикам надо держаться подальше от Смита. Если их увидят в компании Смита, они сами в тюрьму попадут». Ясно? Поэтому друзей у него не было. У Джека Смита и его брата.
И с девками то же самое. Как только девки кончали, сразу говорили: «Иди домой, к своей мамочке».
Если
И вот в один прекрасный день появилась эта Берил Ситон. Она шла по Домейн — это в Сиднее, там, где большие деревья растут, инжир. Там еще все время девки гуляют. Только она не была девкой. Это с первого взгляда видно было. Она была милой, чистой и такой свежей. Она знать не знала, какие люди в этой части Сиднея ходят.
Да, он жил в Сиднее, когда встретил Берил!.. То есть его брат. Сюда, на запад, они совсем недавно переехали с Берил Ситон. Вот так вот.
Брат Джека Смита сидел на лавочке под большим инжиром на Домейн, а эта милашка шагала мимо. Подошла к нему и рядом села. Она наблюдала за тем, как деревья качаются, и, когда один инжир… ну, ты сама знаешь, такая маленькая коричневая штучка… упал рядом с ней, вздрогнула и вскрикнула: «Ой!» Да, прямо так, только мелодичней. И несмело улыбнулась брату Джека Смита, как будто извинялась за свою дурацкую оплошность. Натянула юбку на колени и опечалилась. И покраснела за свою глупость, потому что воскликнула «Ой!», когда инжир упал и напугал ее.
И брат Джека Смита сказал: «Все в порядке. Я тоже пугаюсь, когда они так вот падают рядом со мной». Она вздохнула и приободрилась. Потом они поболтали о парке, о том о сем. И про то, что приехал он из Мельбурна и что в Сиднее он не жил, его родственники все в Мельбурне живут. И о том, что в Сиднее так одиноко, когда все твои родственники в Мельбурне. Он не стал ей рассказывать, что сам сбежал из Мельбурна и что имя поменял и все такое.
Тут Денни решила вмешаться и прервала его рассказ.
— Значит, Джек Смит — не настоящее имя? — спросила она.
— Ясное дело. В Австралии Джеков Смитов — как овец нерезаных. Какого парня ни встретишь, как только спросишь: «Тебя как зовут?» — он «Джек Смит» отвечает, а я ему: «И я тоже».
— А как зовут твоего брата?
— Джон Смит. Вот поэтому нас все и путают. Уловила?
— Да. — Денни никак не могла сообразить, уловила она или нет.
Ей хотелось добавить себе кипятку, но она боялась прервать рассказ. Вдруг он откажется продолжить, если остановится? Джек Смит понял это и сказал:
— Я бы тоже еще чайку выпил.
Пока девушка заваривала новую порцию, он вел свое повествование. Отодвинул чашку от себя, но совсем недалеко, и не обратил внимания, а может, не захотел обращать внимания, когда Денни обогнула стол и подошла совсем близко. Ей хотелось поглядеть, есть ли у него на подбородке шрам, но она не решилась. Он мог заметить этот ее взгляд, и тогда бы все полетело к черту.
Она взяла его чашку, налила туда чаю и вернула, не глядя на него. Села на место и принялась отхлебывать из своей кружки. Оба прикурили по сигарете. Денни подумала, что он вроде бы совсем про ружье забыл.