Летний понедельник

Уокер Люси

— Ничего я не нервничаю! — заявила Денни, но голос ее дрогнул, и вышло неубедительно. — Если бы я нервничала, то переехала бы к одной из вас, так ведь?

— Вот в этом-то я как раз и не уверена. Ты вполне можешь решить, что твои овощи и звери гораздо важнее твоего собственного благополучия, с тебя станется. Ты такая легкомысленная.

— Легкомысленная? — взвилась Денни. — Это что-то новенькое. Обычно я «шальная» или «простушка». Теперь еще и «легкомысленная». Некоторые считали, что у меня не хватит мозгов от дождя спрятаться. И поглядите, что я сделала! Получила землю. Заметь, никто мне советов никаких

не давал. Просто пошла и купила этот участок. Потом все говорили, что я выбросила деньги на ветер, что это моя прихоть. И гляньте, что вышло!

— Знаю, — мягко прервала Мэри ее тираду. — Прости. Я приношу тебе свои извинения. По правде говоря, ты сотворила в Холмах настоящее чудо. И все мы знаем это, Денни…

— По твоему тону этого не скажешь, ты меня просто по головке решила погладить, как малого ребенка, — набросилась на сестру Денни. — Поглядела бы я, как наша заумная семейка полет грядку с овощами… — Ее голос дрогнул. Какой прок от грядок с овощами, если Джек Смит подожжет ферму? Или если ее саму повесят на ближайшей осине?

— Господи, Денни, да что с тобой такое? — Мэри вдруг начали терзать угрызения совести.

Глаза Денни наполнились слезами, она полезла в сумку за платочком, прижала его к лицу и разразилась горькими рыданиями. Вот сейчас она расскажет Мэри всю правду, только отревется. Если бы только Мэри знала, в какой водоворот событий попала ее сестра!

Зазвонил телефон, и Мэри подняла трубку. Разговор затянулся. Прошло несколько минут, прежде чем Мэри обсудила дела по предстоящему процессу с другим адвокатом. К тому времени вернулись две машинистки и принялись за работу. Момент был упущен. Денни сказала себе, что не может откровенничать в набитой людьми конторе. Надо поехать к Викки. Викки напоит ее чаем, и она сможет наконец подумать.

Девушка наклонилась, подобрала сумочку, газеты и встала.

— Послушай, Денни. Пойди в ванную, умойся, причешись. Вот увидишь, тебе сразу полегчает. Если у тебя проблемы, я буду рада помочь. Ты ведь знаешь это, правда?

— Нет у меня никаких проблем. Это все жара, я устала, все меня раздражает, и только. Подкрашусь у Викки. — Она развернулась к выходу. — И мне наплевать, что значит «косвенный соучастник»!

— Ради бога, забудь ты о вашем споре. Это слишком запутанное понятие, Инспектор Райли в общем и целом прав. Кому, как не ему, это знать. Он же профессионал. Нельзя всегда выигрывать споры, Денни, так не бывает.

— Мы не только об этом спорили, — бросила Денни на ходу. — Ладно, увидимся, когда я в следующий раз приеду в город. Если вообще приеду.

Она прошла мимо машинисток и выскочила в коридор. Мэри стояла у стола и слушала, как замирают вдали ее шаги. Было во всем этом что-то трагическое. И эти ее последние слова… «Если вообще приеду»! В случае поражения или непонимания со стороны окружающих все Монтгомери были склонны к мелодраматическим выступлениям. Так что слова Денни вполне могли ничего не значить.

В кабинет вошла секретарша:

— К вам миссис Килмор. Ей назначено.

Мэри кивнула и попросила:

— Анна, напомни, чтобы я позвонила своей сестре Викки. Только не забудь, ладно?

Мэри не могла припомнить случая, когда видела Денни в слезах. Если она и плакала, когда умер Джон, то этого никто не видел.

Дом Викки располагался на восточном

берегу залива и представлял собой белое двухэтажное здание с зеленой черепичной крышей. На ровной изумрудной лужайке тут и там росли высокие эвкалипты, крыльцо, увивал плющ. Вдоль забора и позади дома виднелись кусты гибискуса, олеандра и бугенвиллеи.

Все Монтгомери спешили сюда по любому поводу, и не только потому, что признавали — местечко очень славным (это был чуть ли не единственный пункт, по которому семейство проявляло завидное единодушие), но еще и потому, что кладовые в доме всегда ломились от запасов, а в холодильнике и морозильнике прятались изысканные кушанья. Викки слыла первоклассным поваром, и появление гостя означало лишний повод продемонстрировать свое искусство. Чашки тут же спускались с модных зеленых полок, и новые рецепты приводились в действие.

Прежде чем отправиться к Викки, Денни заехала на рынок забрать со стоянки фургон. Кроме того у нее оставались там еще кое-какие мелкие дела. Стоянка была пуста, Тони Манигани и остальные рыцари давно разъехались по домам, так что кричать «Хей-а!» было некому, к тому же у Денни сейчас было совсем не то настроение. Она являлась косвенной соучастницей преступления, и по ней тюрьма плакала, если не виселица.

Тони поднял в ее фургоне все стекла — на случай, если кто-нибудь решит забраться внутрь. Денни открыла водительскую дверцу вторым ключом и очутилась в невыносимо удушливом пекле. Она тут же кинулась открывать окна и только потом захлопнула дверцу. Вытянув ноги, откинулась на спинку. Достала из сумочки сигареты со спичками, бросила на заднее сиденье газеты. «Почему я никак не прочитаю вас? — обратилась она к печатным изданиям. — Может, через минутку…».

Денни сидела и курила, уставившись пустыми глазами на ветровое стекло. Она так и не побывала в полиции и никому не рассказала о том, где прячется Джек Смит. Почему?

«Да что я, в самом деле, совсем с ума сошла?» — возмутилась она собственной нерешительности, но в душе знала, что просто не в состоянии пойти в полицию. Она попыталась хоть как-то объяснить свое молчание. Что ж, она ведь дала обещание. Как может человек нарушить свое слово? Библия выступает против этого. И школа, в которую она ходила, не одобряла клятвопреступников. Не найдется ни одного человека на свете, кто снисходительно отнесся бы к такому поступку. Или найдется? К примеру, возьмем священника. Он вовсе не обязан рассказывать то, что услышит на исповеди. Или доктора — он тоже не имеет права выдавать тайны своих пациентов. И все потому, что они принесли обет молчания, дали клятву. Ее обещание тоже можно считать клятвой, так ведь? Так чего же она переживает?

А переживала Денни вот почему: она никак не могла разобраться, отчего ей не хочется рассказывать о Джеке Смите, и обещание молчать тут было ни при чем.

Хоть она и родилась в Австралии, ее предками были ирландцы, презиравшие стукачей. В Ирландии стукачей ставили к стенке и расстреливали. Стукачество считалось позором, а стукачи — подлецами из подлецов. Сестры Монтгомери выросли на сказках своей далекой родины. Эльфы, феи, духи огня, живущие в каминах, — вот чем были пропитаны эти сказки; но, кроме них, дети слышали зловещие истории из жизни своего рода, а там злодеем и отрицательным героем всегда оказывался стукач.