Летний шторм

Чекоданов Сергей Иванович

– А вдруг это провокация?
– Появилось в разговоре новое действующее лицо. Начальник особого отдела дивизии старший лейтенант Попов решил выяснить, чем так долго занимаются комдив и его свита перед дорогой, занятой противником.

– Ты, старлей, хрень не неси!
– Поставил его на место штабной подполковник.
– Ради того, чтобы тебя заманить, устроили настоящий бой и целый взвод под пулемeт положили? Думай, чего несeшь!

Особист отвернулся, пряча обиженное лицо. Генерал мысленно усмехнулся. Цены бы такому работнику не было где-нибудь в тылу. У него не то, что людишки, но даже мыши и тараканы каждый день отчитывались бы о проделанной вредительской работе и стучали друг на друга. Но вот на фронте люди делать этого не хотели. Несмотря

на все старания старшего лейтенанта. Каждый раз, вызванный для очередной задушевной беседы, боец или младший, а то и средний, командир делали удивлeнные глаза, когда особист пытался им намекнуть о возможной вредительской деятельности их сослуживцев, клялись партией и комсомолом, а то и пытались божиться и креститься, что такого в его взводе, роте, батальоне БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. Генерал Романов был с ними согласен. Вредить надо в штабах, а не на передовой! С пером в руках это получается намного эффективнее, чем с пулемeтом, тем более повeрнутым в сторону противника.

– Так, как же, товарищ генерал?
– Настаивал на своeм капитан Лазарев.
– Можно я, со своими бойцами? ...

– Давай, капитан! Но только не сам! Пошли с десяток бойцов, нам тут не нужно особо шуметь.
– Решился комдив. Повернулся назад.
– Матвей Егорыч, сколько у нас снарядов осталось?

– По десять снарядов на ствол, из тех, которые сумели вытащить.
– Доложился командир противотанкового дивизиона майор Сапронов.
– Правда, ещe у трeхдюймовок полсотни выстрелов есть, но там, полностью боеспособное, только одно орудие.

Генерал знал всe это и сам. Неделя тяжелых боев даром не прошла. Генералы Вермахта выбрали его дивизию в качестве основной жертвы и стремились пробить еe оборону почти неделю, нанося удары различной интенсивности по разным направлениям. Проверяли оборону отдельных батальонов, испытывали стойкость полков и даже прощупывали отдельные роты и взвода. В конце концов, перенесли удар восточнее и на второй день сумели прорвать оборону. Конечно, и дивизия там была, не чета его соединению. Он, со своими полками, почти, с первого дня войны в бою. Ковно брали, добивали остатки немецких войск в Прибалтике, были переброшены в состав Прибалтийского фронта, сдерживали, сколько могли, немецкое наступление. И держались бы и дальше, но вчера к вечеру пришeл-таки приказ об отступлении. Жаль, конечно, что поздновато. Будь у него, хотя бы, сутки времени он не только сумел бы прорвать кольцо окружения, но и вывел бы большую часть своей техники, брошенной, хоть и выведенной из строя, далеко позади. Ведь и эти орудия вытащили только потому, что они были на конной тяге. Бензин и соляра давно закончились, после того, как немецкие лeтчики, не глядя на потери, старательно проутюжили все ближайшие железнодорожные станции. Пусть и не осталось теперь у Люфтваффе на их участке фронта самолeтов, но свою задачу они выполнили. И сейчас преимущество в манeвре на стороне Вермахта, а его дивизии остаeтся только пятиться на восток, ожидая когда командование фронта перебросит подкрепления.

Хотя фронт не торопится. То ли резервы заняты в другом месте, то ли их направление не самое важное? И где-то противник нанeс удар намного мощнее. Этот "Варшавский чирей", как, в сердцах, обозвал выступ советских фронтов в Польше их комфронта Ватутин, намного опаснее для нашей армии, чем для немцев. Что и доказали сейчас германские войска, ударив с выступа Восточной Пруссии на юг. И сейчас торопятся к Варшаве. Хотя какой в этом смысл? Три недели назад этот удар принeс бы намного больше пользы немцам. Но они почему-то тянули? Не хотели повторять майских ошибок? Вполне возможно, что удар Манштейна был всего лишь отвлекающим манeвром, нужным для успокоения командования Красной Армии. Если это так, то свою роль он выполнил.

Прибежал командир разведчиков, которому была поставлена задача проверить окрестности и найти наиболее подходящее место для прорыва через шоссе.

– Ну, старший лейтенант, что у нас хорошего?
– Встретил его генерал.

– Товарищ генерал, мои разведчики

прошли вдоль дороги километра по три. Удобнее всего подходы к шоссе километра на полтора южнее. Дорогу лучше всего перекрывать на вот этом повороте.
– Разведчик указал на место недалeкого боя.
– Мы, кстати, неподалeку отсюда кое-что интересное нашли.

– И что именно?

– Вам лучше самому посмотреть.
– Разведчик протянул генералу вскрытый мешок курьера и удостоверение командира РККА.

Удостоверение было обычным. А вот содержимое мешка очень занятным. Вместо штабных карт, как значилось в сопроводительных бумагах, там находились чистые бланки удостоверений и красноармейских книжек, разного рода справки и накладные, а также деньги, как советские рубли, так и германские марки, и даже польские злотые, ещe имевшие частичное хождение в Польше.

– Занятный мешочек!
– Сказал генерал.
– И где вы его добыли?

– Здесь метрах в трeхстах.
– Командир разведки кивнул головой в направлении на северо-запад.
– Нашли свежую могилу. На ней табличка: "Старший сержант Краснова и красноармеец Ковалeв".

– Вот, стало быть, где Ольга!
– Вмешался капитан Лазарев.
– А Ковалeв на дороге, бой ведeт. Оттого, значит, и не отходит, что заранее себя похоронил! А что с шофeром и курьером?

– Шофeр, судя по всему, неподалеку закопан. А вот курьера мы в овраге обнаружили, вместе с тремя убитыми немцами. Удивились тому, что обычного бойца похоронили, а лейтенанта, как собаку бросили. Проверили документы, осмотрели мешок. А затем более тщательно обыскали одежду этого курьера. И вот, что нашли!

Разведчик протянул генералу клочок шeлковой ткани с надписью готическим шрифтом и металлический жетон.

– Переводчика сюда!
– Отдал приказ генерал.

Кто-то из командиров штаба побежал выполнять приказание. Старший лейтенант продолжил.

– Ткань за подкладку фуражки была спрятана. А жетон в каблуке сапога. Больше ничего не обнаружили, хотя все швы прощупали.

Прибежавший переводчик внeс ясность, прочитав надпись на лоскуте ткани. А гласила она, в вольном переводе на русский, примерно то, что "предъявитель сего является офицером германской армии, с правом самостоятельного принятия решения". Какого решения? О чeм именно? В немецких штабах, судя по всему, знали о каком решении идeт речь. Но тогда, выходило, что очень, даже, непростой курьер пытался следовать через порядки их дивизии. И то, что он не дошeл до пункта следования, уже было большой удачей. Но, тогда, следовало информацию о нeм, как можно быстрее, доставить в штаб фронта, а там пусть решает вышестоящее начальство, оправдывая свои, более многочисленные, звeзды на петлицах. Жетон, изъятый у шпиона, никакой ясности в ситуацию не внeс. Значился там только номер агента, да на другой стороне его принадлежность к СД. И больше ничего!

– И что теперь делать?
– Спросил начальник оперативного отдела штаба дивизии подполковник Титов.
– От всех курьеров каблуки отрывать?

– Ага! И фуражки на лоскуты рвать!
– Поддержал его командир разведки.

– Тогда уж лучше в одних подштанниках их в штаб отправлять!
– Усмехнулся комдив.
– Вдруг, завтра немцы свои знаки отличия в мотню вшивать начнут?

Сопровождающие генерала командиры штаба дивизии рассмеялись горьким смехом. Пока такого не случалось, но кто его знает, куда потечeт мысль немецкой контрразведки завтра? Может и в более экзотические места?

Прибежал сержант разведчик и, отчаянно маша руками, постарался привлечь внимание своего командира. Старший лейтенант отошeл к нему, внимательно выслушал, отдал какое-то приказание. Вернулся к дивизионному начальству.

– Товарищ генерал, бойцы докладывают, что встретили в лесу ещe три группы бойцов соседней дивизии общей численностью 114 человек. Я велел, как вы и приказывали, отвести их в полк майора Севидова.
– Старший лейтенант дождался одобрительного кивка комдива и продолжил.
– А ещe обнаружена группа Осназа. Их командир сейчас подойдeт.