Летняя луна

Кинсейл Лаура

– Мы никогда не заключали такой сделки.

– Заключали.

– Нет.

– Это грязная ложь, мистер герцог! Ты говорил, я смогу здесь опробовать крыло. Ты говорил, здесь достаточно места и устойчивый ветер.

Он принял недовольный вид:

– В то время я еще не знал, чем это обернется.

– Но обещание есть обещание.

Он подошел к ней, схватил за руку и заставил встать со стула.

– А жизнь есть жизнь. Я не настолько щепетилен в отношении своей чести, чтобы из-за нее поставить под угрозу твою глупую голову. Ты говоришь, я обещал? Что ж, тогда я нарушаю

свое обещание.

Она пристально посмотрела на него. Его пальцы больно сжимали ей локоть.

– Вот так просто? А я-то то считала, что твоя честь – единственное, что тебя волнует.

– Мой принцип – целесообразность. Я всю жизнь занимаюсь политикой, не забыла?

Она поежилась, пытаясь освободиться:

– И это дает тебе право забирать свое слово обратно?

– Среди политиков это обычная практика. – Он криво улыбнулся. Несмотря на все старания, он легко удерживал ее. – Средства не имеют значения, когда важен результат. Если ложь помешает глупому офицеру «с честью» растерять половину войска в нелепой, бессмысленной стычке, то, можешь быть уверена, я солгу. Твоя говорящая коробка нужна мне потому, что она может спасти жизни многих британцев. И я хочу, чтобы ты была здесь, потому что тогда я смогу спасти и твою жизнь. – Он еще крепче сжал ее. – Если я что-то пообещал ради достижения этих целей, было бы разумно выполнять обещания, которые мешают их осуществлению, как ты думаешь? Мне нужна говорящая коробка, и мне нужно, чтобы ты была в безопасности, Мерлин!

– Но я в безопасности! Я же здесь!

– Да. И в любой момент можешь упасть со своего проклятого кошачьего сиденья и разбиться насмерть!

Она внимательно посмотрела ему в глаза:

– Так вот из-за чего ты сердишься?

Пальцы его судорожно сжались:

– Что?

– Кошачье сиденье! – Она высвободила наконец свою руку. – Ты сердишься из-за кошачьего сиденья! Но почему? Ты слишком важный, чтобы позволить себе хоть немного удовольствия?

– Не говори ерунды.

– Я просто хотела, чтобы ты понял, почувствовал, на что это похоже.

На лице его застыло странное выражение. Он бросил на нее холодный взгляд.

– Да уж, – сказал он, – не бойся, я понял, на что это похоже.

Мерлин закусила губу. Она не была ему достойным соперником в споре, и сама понимала это. Одно дело – одержать победу над уравнением, и совсем другое – повлиять на решение настоящего герцога, рожденного командовать и держать людей в почтительном страхе.

Он больше не пытался к ней прикоснуться. Мерлин ощутила, что ее решимость стала слабеть.

– Это несправедливо, – снова пробормотала она, не в состоянии придумать что-нибудь более убедительное, когда он так сурово и пристально глядел на нее.

– К дьяволу справедливость, – ответил он.

Мерлин бессильно опустилась на стул и откинула упавшую на глаза прядь волос. Она была готова расплакаться, но, не желая показаться слабой, сдерживалась изо всех сил. Вдруг она вспомнила, что в определенные моменты слезы являлись вполне эффективным оружием, особенно когда было необходимо склонить к своей воле Таддеуса и Теодора. Мерлин подняла голову и почувствовала, как теплая капля катится

вниз по щеке.

В первый момент лицо Рансома, казалось, дрогнуло. Взгляд его едва заметно потеплел. Для большего эффекта Мерлин громко шмыгнула носом.

Рансом тут же нахмурился. Он выпрямился и резким движением вытащил платок:

– Напрасно стараешься. К тому же Жаклин это делает более профессионально.

Мерлин вытерла глаза безукоризненно чистым платком и скомкала его в руке. Стало ясно, что невозможно отговорить Рансома от принятого решения. Во всяком случае, ей это не под силу. Однако слезы навели ее на другую мысль. Может быть, Рансома и нельзя обмануть, находясь рядом, но он не может везде и всегда быть возле нее. В расписании, составленном для Мерлин, его присутствие планировалось лишь на нескольких занятиях. А все остальное время…

– Ладно, – неожиданно сказала она. – Похоже, у меня нет выбора.

– Ни малейшего.

Мерлин встала, расправила плечи и пристально посмотрела на него:

– Если я когда-нибудь стану герцогом, никого не буду так обижать, как ты, это уж точно!

– Поскольку такая возможность маловероятна, думаю, нам нет необходимости обсуждать эту перспективу.

– Никогда не знаешь, что нас ожидает в будущем, разве нет? – Она подобрала юбку, резко развернулась и пошла. У самой двери она остановилась и сказала через плечо: – А если это все-таки случится, я потребую, чтобы вы обращались ко мне официально. Для вас я всегда буду только «мисс герцог», можете быть уверены!

Спустя полчаса в косых лучах утреннего солнца, падавших в окна салона, Мерлин встретила свое войско. Оно было довольно сонным – но она не могла ждать. В половине восьмого утра Вудроу и мистер Пилл выглядели уже достаточно бодро. Но если бы Мерлин позволила Шелби, Куину и Жаклин встать как обычно, то по времени была бы уже середина урока верховой езды, и из-за нелепой прихоти Рансома целый день оказался бы потерян.

– Нужно принимать чрезвычайные меры, – объявила она. – Рансом закрыл бальный зал.

Шелби зевнул. Он сидел, развалившись в одном из расшитых кресел, положив ногу на золоченую ручку.

– Да, он так и сказал, что закроет. А ты не можешь его отговорить?

– Я пыталась, но он дал мне вот это.

Шелби взял лист бумаги, которым она махнула у него перед носом, пробежал глазами список и удивленно приподнял брови:

– Похоже, он настроен серьезно, – потом он нахмурился. – Это целый план, как сделать из тебя герцогиню.

– Герцогиню? – эхом повторила Мерлин. – Это что-то вроде герцога?

Куин потянулся и опустился около шезлонга, на котором устроилась Жаклин:

– Это герцог, только женского пола.

– И как я могла бы ею стать?

– Выйдя замуж за моего брата. – Произнося это, Шелби, казалось, увлеченно разглядывал что-то за окном, но все же челюсти его сжались, когда Куин как бы нечаянно провел рукой по лодыжке Жаклин. Скривив губы, Шелби добавил: – Хотя я не посоветовал бы тебе выходить замуж, ни за кого. И уж точно не за Фолконера.

– При всем уважении, милорд, – нараспев произнес Пилл, – священные узы брака благословенны вдвойне.