Летняя рапсодия

Грин Грейс

– Две ночи тому назад, – хрипловато сказал он, – мы любили друг друга…

Этого она никак не ожидала услышать. И ее глубоко поразило и сбило с толку, что он использовал такие слова, как «любили друг друга», вместо того чтобы просто сказать «занимались сексом».

– …и на следующее утро я отверг тебя…

– Потому что я владелица виноградников, – натянуто сказала она.

– Потому что я очень гордый.

– Продолжай.

– Уитни, если бы виноградники принадлежали мне, то вместо того, чтобы тебя отвергнуть,

я бы попросил тебя стать моей женой.

И теперь, по его плану, она должна была бы воскликнуть: «Дорогой, виноградники твои! Сегодня днем я подписала бумаги, передающие их тебе!»

Ее чуть не стошнило. Нет, она явно не годится для подобных игр. Она устало поднялась на ноги.

– Не продолжай, Люк. Я знаю, что ты будешь удивлен… и разочарован… моими словами, но я не собираюсь отдавать тебе поместье и виноградники. Вообще-то… – она сухо и невесело рассмеялась, – вини в этом только себя. Твое выступление вчера утром было настолько убедительно, что я и впрямь поверила, когда ты сказал, что не хочешь получить поместье – во всяком случае, таким образом.

Он смотрел на нее, и вид у него был довольно озадаченный. Похоже, он был по-настоящему удивлен.

– Я слышала, что ты говорил Виктории Мосс по телефону прошлой ночью, – продолжала она. – Ты сказал ей, что виноградники практически твои, что в я конце концов передумала. Интересно, ты ей рассказал, что тебе пришлось со мной переспать, чтобы добиться своего?

Но где же долгожданное торжество? Она чувствовала только холод и пустоту в сердце и в душе.

Но он… О, Люк пустоты не почувствует. Теперь, когда его планы провалились, он накинется на нее без сожаления, с той жестокостью, которую она успела так хорошо узнать.

Слезы задрожали у нее на ресницах, и она отвернулась: она чувствовала, что вот-вот заплачет, и не хотела, чтобы он это видел. Но, сделав всего два шага к двери, она услышала, что Люк двинулся за ней. Ее сердце подпрыгнуло в панике, и девушка кинулась бежать.

Он настиг ее в холле, когда она едва добежала до лестницы наверх. Схватив за плечо, он резко повернул ее к себе.

В ужасе съежившись, Уитни взглянула на него снизу вверх, но когда увидела его глаза, то мысли ее окончательно смешались. В его синих глазах она не увидела никакой злости, а только нежность. Нежность такую всепоглощающую, такую ласковую, что она подумала, будто это ей снится.

– Ты дурочка, – пробормотал он. – Чудесная, прекрасная дурочка. – Он взял ее лицо в ладони. – Как мог я влюбиться в такое глупое создание?

– Ничего у тебя не выйдет, – убито прошептала она. – Ничего не выйдет из твоих трюков с телячьими нежностями. Я не отдам тебе виноградники, Люк. Твоя бабушка этого не хотела. Так что твой расчет неверен. Мог бы не стараться и не спать со мной.

– Ну да. – Он смотрел на нее, явно забавляясь. – Такой труд! – Он поцеловал ее губы, соленые от слез. – Уитни, послушай

меня…

Нет, она не будет его слушать. Она не позволит умаслить ее своими речами. Может, она и хочет его, но никогда не полюбит, зная, как много черного у него в душе. Но как же трудно ему сопротивляться!

– Мое сокровище. – В его глазах светилось обожание. – Прошлой ночью, пока тебя не было, я нашел другое завещание. Более позднее.

Все свои силы и помыслы Уитни направила на то, чтобы остаться стойкой к его нежности, поэтому смысл сказанного дошел до нее не сразу. Но даже когда дошел – голова ее не прояснилась.

– Другое… завещание? П-позднее?.. – с трудом проговорила она.

– Да. – Он улыбнулся. – Другое… завещание. П-позднее. Написанное от руки. Датированное месяцем позже, чем предыдущее, и засвидетельствованное двумя подругами моей бабушки по приходу, тогда как другое напечатано и свидетелями были Эдмунд и Чарлз Максвелл.

Она широко раскрыла глаза.

– Но где же оно было? Эдмунд Максвелл обшарил все ящики стола…

– Все ящики, – мягко сказал Люк, – кроме того, о котором знали только я и Крессида.

– Тайник! – охнула Уитни.

– Пошли. – Он взял ее за руку и провел обратно в библиотеку к письменному столу.

Ухватив ее палец, он положил его на маленькую ягодку винограда в причудливо и изящно вырезанной грозди на боковой стенке стола. – Здесь, – сказал он. – Нажимай.

Уитни нажала и ойкнула, когда длинный узкий ящик внезапно выдвинулся из глубины стола.

Внутри она увидела конверт, адресованный Люку.

– Это оно? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Другое завещание?

Люк взял конверт, вынул из него единственный листок бумаги и передал Уитни.

С возрастающим изумлением Уитни читала слова, написанные бисерным почерком… и увидела, что, хотя более мелкие детали завещания оставались неизмененными, Крессида оставила Люку виноградники Изумрудной долины.

И «…моей дорогой Уитни Маккензи: поместье Браннигенов со всем содержимым». Ее голова закружилась, и она ощутила невесомую летящую радость. Нет, не потому, что дом принадлежал теперь ей, хотя она всегда очень его любила. А потому, что Люк все-таки ее не обманул.

– Значит, когда ты сказал Виктории Мосс, что надо понимать женщин, то имел в виду ваши отношения с бабушкой?

– И когда я сказал, что кое-кто «передумал», то имел в виду опять-таки бабушку, все-таки оставившую мне виноградники.

– Но… как насчет Виктории Мосс?

– Какой Виктории? – посмотрел он на нее с шутливым недоумением.

Уитни надулась.

– Перестань меня дразнить…

– Да, мы общаемся… но только по делу, мы с Вики старые знакомые… Она даже бегала за мной, когда мы были подростками. Но она никогда не была в моем вкусе… И сейчас тоже. – От его улыбки в груди у нее потеплело. – Зато ты в моем вкусе.